— Да.

Позовите, пожалуйста, Вадима Андреевича.

Я слушаю. — Вадик растерялся: за тринадцать лет и одиннадцать месяцев его впервые назвали по отчеству и на «вы». Он прижал телефонную трубку плечом к уху, убрал фотобумагу в ящик и, выключив красный фонарь, включил обычный свет. — Зовите меня просто Вадим, — предложил он незнакомцу. — А вы кто?

Меня зовут Александр Венедиктович. Мне дали ваш телефон в редакции журнала, в котором опубликована ваша фотография.

«Диана — богиня охоты»?

Да. Значит, вы понимаете, о чем я говорю?

Вам понравилось?

Великолепное фото! Я неплохо разбираюсь в рекламной фотографии и считаю, что ваша «Диана» не хуже ранних фоторабот Алайи, Аве-дона или Королева.

У Вадика по спине пробежали мурашки, когда Александр Венедиктович сравнил его с этими знаменитыми фотографами, которых он считал своими учителями.

Вы это серьезно говорите? — сглотнув подкативший к горлу ком, спросил Вадик.

Абсолютно серьезно. Я хочу предложить вам работу, рекламный заказ. Вы согласны?

Вадик не ответил. Несколько секунд он молча сопел в трубку, лихорадочно соображая, подшучивают над ним или говорят всерьез. Голос у незнакомца был спокойный и уверенный, в его интонации не было ничего, что говорило бы о подвохе. Нет, это не похоже на розыгрыш.

О деньгах можете не беспокоиться. Я уверен, что в цене мы сойдемся, — произнес Александр Венедиктович, решив, что молчание слишком затянулось.

«Вы хотите мне заплатить?!» — чуть не воскликнул от радости Вадик, который до сих пор покупал фотобумагу, пленку и реактивы на деньги родителей. Он взял себя в руки и, чтобы не выдать щенячьего восторга, солидно прокашлялся и произнес:

Я готов выполнить ваш заказ.

Отлично! Тогда давайте где-нибудь встретимся и обсудим детали. Я могу подъехать к вам. Где вы живете?

Вадик не хотел приглашать в свою квартиру незнакомого человека, поэтому предложил:

Давайте встретимся во дворе, на скамейке перед моим подъездом, — и тут же поморщился от стыда. С ним хотят обсудить серьезный рекламный заказ, а он, как первоклашка, назначает встречу во дворе на скамеечке. Хорошо еще, что не предложил встретиться на качелях.

— Прекрасно! — бодро сказал Александр Венедиктович. — Сегодня отличная погода. Скажите, пожалуйста, свой адрес. Я записываю.

Вадик объяснил, как найти его дом и подъезд, попрощался, положил трубку и вышел из кладовки, которую его отец, Андрей Петрович, переоборудовал под маленькую фотолабораторию, когда понял, что сын всерьез увлекся фотографией.

Поговорив с Вадимом, Александр Венедиктович положил в карман трубку сотового телефона, велел Максу оставаться в машине, а сам вышел из прохладного салона джипа на шумный и душный московский проспект.

Был жаркий летний полдень. В высоких стеклах супермаркета отражались мчащиеся автомобили. Воздух был наполнен бензиновой гарью и запахом жареной кукурузы. Над раскаленным асфальтом дрожало грязно-желтое марево.

Глядя на рекламные вывески супермаркета, Никольский прошел несколько метров вдоль огромного магазина и, когда увидел над одной из дверей вывеску «ПАРФЮМЕРИЯ», вошел в пахнущий косметикой зал и остановился у отдела, в котором продавались духи.

Мне нужны недорогие духи, — сказал он продавщице.

Стоящая за прилавком девушка посоветовала:

У нас есть рижские «Дзинтарс». Пробивайте в кассу.

Никольский купил три флакончика духов с резким запахом, вернулся в свою машину и назвал Максу адрес Вадика.

По дороге Александр Венедиктович думал о том, как будет разговаривать с юным фотографом. За свои пятьдесят лет Никольский общался с разными людьми, он заключил много выгодных сделок, на его пути встречались и жулики, которых он легко обводил вокруг пальца. Но всегда он имел дело со взрослыми, то есть с людьми, поведение которых было ему знакомо.

Теперь же ему предстояло вести переговоры с подростком, его действия он не мог предугадать, потому что совершенно не знал этого поколения, оно его просто не интересовало.

Вся информация Никольского о современных школьниках могла поместиться в нескольких телевизионных рекламных роликах. Он был уверен, что нынешние подростки только тем и занимаются, что с утра до ночи слушают чудовищную музыку хип-хоп на бум-боксах, гоняют на роликовых коньках по пыльным улицам, жуют жвачку, зацивают отвратительные маслянистые чипсы синтетической газировкой, а потом удивляются, что у них на лицах вскакивают прыщи.

В общем, Никольский считал их недоумками, и если бы он мог заполучить бриллиантовую диадему, не обращаясь к мальчишке-фотографу, то никогда не приехал бы в этот квартал.

Здесь останови, — велел Александр Венедиктович Максу, когда они подъехали к торцу шестнадцатиэтажного дома.

Никольский сразу узнал Вадика, который сидел на скамейке спиной к нему, метрах в тридцати от того места, где Макс припарковал джип.

Видишь того паренька? — спросил Никольский у своего телохранителя.

На скамейке, в синей майке? Вижу. Ну и что?

Александр Венедиктович не знал, чем закончится разговор с Вадиком и кому принадлежит диадема. Чтобы не потерять ее след, он на всякий случай велел Максу:

Сегодня ты будешь следить за этим пареньком. Не спускай с него глаз, куда он — туда и ты, да смотри, чтобы он тебя не заметил. Узнай, куда он пойдет после того, как встретится со мной.

А вы?

За меня не беспокойся, я вернусь домой на такси.

Александр Венедиктович, это, конечно, не мое дело, но я все-таки скажу: почему вы всегда все усложняете? Давайте я затащу этого пацана в машину, дам ему пару подзатыльников, и он нам все расскажет без всякой слежки.

Макс, это, конечно, не твое дело, но я все-таки скажу, — передразнил его Александр Венедиктович. — Запомни второе правило Никольского: насилие всегда должно быть обоснованным. Пока у меня нет оснований применять к этому пареньку силовые методы. Я не сторонник разбоя, я цивилизованный, умный человек. Такие, как я, работают головой, а не кулаками. И потом, Макс, — Никольский укоризненно покачал головой, — ведь он же еще ребенок. А дети — это цветы жизни.

Репейники это, а не цветы. — Макс мрачно посмотрел на затылок Вадика. — У меня племяш типа этого пацана. Мать не слушает, целыми днями шляется неизвестно где, на учете в милиции состоит... Никакого сладу с ним нет, а вы говорите «цветы».