Я не мог понять, из-за чего впал в состояние суицидальной депрессии, и мне казалось, что я никогда не выберусь. Я не осознавал тогда, что существует нечто гораздо сильнее депрессии, и имя ему — время. Время изобличает ложь, которую внушает нам депрессия. Оно показало мне, что все то, что напророчила мне депрессия, было враньем, а вовсе не неизбежным роком.

Это не значит, что время лечит любые душевные невзгоды. Это лишь значит, что наше отношение и подход к себе самим постепенно меняются, и часто — к лучшему, если убедить себя остаться в этом мире, покуда время не подарит нам новую точку зрения, которую закрывают от нас страх и отчаяние.

Говоря о душевном здоровье, люди часто используют топографические метафоры с вершинами и впадинами, с холмами и долинами. В этом определенно есть смысл — порой наша жизнь и вправду ощущается как трудный путь в гору или стремительное падение со склона. Но важно помнить, что снизу, из долины, редко хорошо виден окружающий ландшафт. И что иногда для того, чтобы вновь подняться наверх, достаточно просто двигаться вперед.

Сумма

Мы всегда больше, чем боль внутри нас. Всегда. Боль не бывает всепоглощающей. В словах «мне больно» есть «боль» и есть «мне» (то есть «я»), но это «я» всегда больше боли. Потому что «я» всегда существует, в том числе и отдельно от боли, а вот боль есть лишь продукт нашего «я» и сама по себе существовать не может. И это «я» обязательно переживет эту боль и со временем будет чувствовать нечто иное.

Мне самому когда-то было очень трудно это понять. Мне казалось, что я и есть боль. Я не относился к депрессии как к опыту. Я воспринимал ее как самого себя. Даже когда уходил с утеса над обрывом в Испании. Даже когда прилетел потом обратно домой к родителям и сказал родне, что со мной все хорошо. Я называл себя депрессивным. Я редко говорил «у меня депрессия» или «у меня сейчас депрессивный период», поскольку депрессия казалась мне суммой составляющих моей сущности. Я принимал отдельный фильм за весь кинотеатр. Я думал, что для меня есть только одна такая пленка, которая будет проигрываться вечно по кругу. «Кошмар на улице Хейга» (извиняюсь). Я не понимал, что однажды в этом кинотеатре обязательно покажут и «Звуки музыки» с «Этой прекрасной жизнью».

Моя проблема заключалась в том, что у меня был дихотомичный взгляд на мир. Мне казалось, что можно быть либо здоровым, либо больным; либо здравомыслящим, либо безумцем. Когда у меня диагностировали депрессию, я чувствовал себя изгнанником, сосланным, подобно Наполеону, в чужие края, и путь обратно мне был заказан.

Надо сказать, что в каком-то смысле я был прав. Я так и не вернулся. Я двинулся дальше. Так все устроено: хочешь или нет, ты неизбежно двигаешься вперед, дальше сквозь время, просто потому, что продолжаешь жить. И постепенно восприятие меняется. Лично я, к примеру, научился находить крохотные моменты радости или веселья посреди трясины отчаяния. Понял, что не все бывает либо черным, либо белым. Что иногда цвета смешиваются.

И стоит обнаружить весь этот необъятный простор внутри нас, как открывается новый взгляд на мир. Да, там необъятное пространство для боли, но достаточно места и для других вещей. Так что боль, конечно, жуткое скотство, но именно она может нечаянно показать, как много внутри нас места. Может даже расширить это пространство. Дать нам однажды в будущем ощутить не меньшее количество радости, умиротворения, надежды и любви.

Словом, важно всегда помнить о просторах внутри нас. Мы — целые мультиплексы возможностей.

Подлежащее в предложении

Да, иногда нам кажется, что окружающие оценивают нас по какой-то шкале, по статистическим критериям типа уровня дохода, количества подписчиков, веса, размера груди и так далее. Но важно всегда помнить о том, что нас невозможно полностью измерить. Мы — сама жизнь. Мы не узкий поток чувств в каждом отдельно взятом моменте. Мы — сосуд, в котором могут храниться любые чувства. Мы — подлежащее в предложении. Мы — больше, чем простая сумма наших достижений. Мы — больше, чем совокупность проживаемых чувств. Мы — разность, получаемая при вычитании этих чувств из вечности.

О чем стоит помнить, когда тебе плохо

Это пройдет.

У тебя были прежде другие чувства, и они появятся у тебя вновь.

Эмоции подобны погоде — они изменчивы и непостоянны. Облака на небе могут казаться недвижимыми, слово скалы. Мы смотрим на них и не замечаем никаких изменений. И все же они постоянно находятся в движении.

Худший период в любом переживании наступает тогда, когда ты чувствуешь, что больше не можешь. Так что если ты понимаешь, что больше не выдержишь, — скорее всего, это означает, что хуже тебе уже не будет. Все, что тебе предстоит дальше, будет по ощущениям лучше и легче.

Ты все еще здесь. А это важнее всего.

На случай, если ты опустился на самое дно

Тебе удалось пережить все, через что тебя заставила пройти жизнь до этого момента. И его ты тоже переживешь. Останься — ради того человека, которым тебе только предстоит стать. Ты — больше, чем просто плохой день, плохая неделя, месяц, год или даже десятилетие. Ты — будущее самых разнообразных возможностей. Ты — другая версия самого себя, оглядывающаяся откуда-то из будущего на нынешнюю с благодарностью за то, что она выдержала. Останься, не уходи.

Самое

Лучшее, что есть в «самом дне», — это тот факт, что оно «самое». На самом дне ты постигаешь свой лимит. Предел, дальше которого тебя уже не сломить. То, что можно сентиментально назвать душой. На самом дне мы находим незыблемый фундамент. И на нем можно отстроить все заново.

Десять книг, которые помогли моему душевному здоровью

1. «Письма к молодому поэту» — Райнер Мария Рильке.

2. «Стихи» — Эмили Дикинсон.

3. Дневники Генри Дэвида Торо.

4. «Когда все рушится» — Пема Чодрон.

5. «Дом на Пуховой опушке» — А. А. Милн.

6. «Птица за птицей» — Энн Ламотт.

7. «Размышления» — Марк Аврелий.

8. «Дао дэ цзин» — Лао Цзы.

9. «Серьезные заботы» — Венди Коуп.

10. «Dream Work» — Мэри Оливер.

Слова

Учась в магистратуре по программе английской литературы, я постоянно чувствовал себя идиотом, поскольку выбрал специальность под названием «Критическая теория». В результате мне приходилось читать уйму философских трактатов из области французского постмодернизма и постструктурализма, которые, даже будучи переведенными на английский, содержали столько очевидно намеренно туманных и размытых предложений, что мне приходилось пялиться на каждый абзац добрых полчаса, прежде чем он хотя бы начинал как-то укладываться в моей голове. Среди прочего я осознал, что всегда существует некоторый разрыв между обозначаемым и обозначением. Слово «собака» не является собакой. Слово «вода» не есть сама вода. Что рисунок, на котором изображена флейта — это не флейта, а кадры из военной хроники по телевизору — не война. В общем и целом все эти теории создавали впечатление крайне запутанных и иносказательных способов донести одну до боли очевидную мысль: мы постоянно стремимся к смыслу, которого неспособны достичь.