и неподготовленным заранее. Иначе представляют дело хронисты. Так как Анастасий не обеспечил престола никому из близких лиц, то верный его слуга, препозит опочивальни Амантий, сделал попытку выдвинуть кандидатуру своего племянника Феокрита. С этой целью он передал большую сумму денег Юстину, чтобы тот подействовал на настроение экскувитов, состоявших под его начальством, и дворцовых схол. Юстин воспользовался этими деньгами, чтобы расположить солдат в свою пользу. И когда это было достигнуто, сенат, не имея своего кандидата, дал согласие на выбор армии.[8] Последовавшая вскоре казнь Амантия и Феокрита делает вероятным сообщение хронистов и открывает некоторый просвет на те интриги, которые доставили трон Юстину.[9]

Простой, не получивший никакого образования, не сведущий в деле государственного управления, уже старый человек, не мечтавший о высоком положении, честный и прямой по характеру, Юстин лично совершенно не соответствовал тем требованиям, какие ему предъявлял его высокий пост.[10] Но за ним стоял его племянник, сын его сестры и некоего Савватия, Юстиниан. Он родился, как и Юстин, в деревне (483 г.) и вырос в простой обстановке. Юстин вызвал его в столицу, где он и получил блестящее образование. Богато одаренный от природы, Юстиниан усвоил школьную науку у лучших учителей того времени. Латинский язык, близкий ему с детства в форме народной речи, он имел возможность изучить в его литературной форме под руководством таких учителей, как Присциан, автора грамматики, которая жила затем в течение долгих веков, а неизвестные нам по имени коллеги Присциана ввели Юстиниана в глубокое уразумение римского права. Философский элемент образования сводился тогда к усвоению диалектики, которая являлась служебным средством к высшей цели — ораторскому искусству. К старым элементам образования присоединилось, по условиям того времени, знакомство со Священным Писанием и творениями богословов. Борьба между приверженцами Халкидонского вероучения и монофизитами вызывала в то время живую полемическую литературу и вносила в настроение тогдашнего общества тревожное искание богословской истины. Юстиниан стоял на высоте всех вопросов и задач своего времени и явился направителем государственной политики при своем немощном старом дяде.

Реакционный характер нового правительства выразился прежде всего в том, что было немедленно возвращено из ссылки несколько видных людей, устраненных от дела Анастасием. Таков был Аппион, пользовавшийся некогда большим доверием императора, но впавший в немилость и сосланный в 510 году. Он был назначен префектом претория. Возвращены были также Диогениан, назначенный магистром армии Востока, и Филоксен, удостоенный консульства в 525 году.[11]

Партия, сплотившаяся вокруг нового трона, была единодушна в осуждении религиозной политики покойного императора и стояла за восстановление церковного общения с римским престолом. К ней принадлежали и все более видные члены рода Анастасия, занимавшие высокое положение в составе придворной знати. Протест монахов столичных монастырей подготовил настроение городского населения, и раньше чем правительство успело предпринять свои первые шаги в этом направлении, народное движение охватило столицу. На шестой день по смерти Анастасия, 15 июля, огромная толпа народа наполнила храм св. Софии, и когда туда явился патриарх, раздались грозные требования изречь анафему на евтихиан и манихеев, а также на главу монофизитского движения на востоке — патриарха Антиохии Севера. Приверженцы Халкидонского собора честили в ту пору манихеями всех людей примирительного настроения и тех, кого подозревали в сочувствии учению Нестория. От патриарха требовали далее, чтобы он формально заявил о признании им Халкидонского собора, внес в церковные диптихи имена папы Льва, низложенных Анастасием патриархов Евфимия и Македония и назначил на завтрашний день собор епископов для восстановления церковного единства. Патриарх заявил о своем согласии назначить на завтрашний день собор. Толпа этим не удовлетворилась и угрожала запереть двери храма и не выпустить его, пока он не изречет анафемы на Севера. Хотя патриарх Иоанн при вступлении на кафедру отрекся в угоду Анастасию от Халкидонского собора, но, не будучи тверд в своих религиозных воззрениях, почел за лучшее изменить свои мысли и удовлетворил требование толпы.[12] 16 числа в храме св. Софии повторилось то же, что было накануне, причем среди возгласов в честь императора, императрицы и патриарха, поношений Севера раздавались грозные крики против Амантия, «нового Тцумма», т. е. Хрисафия. Патриарх распорядился во время литургии помянуть имена папы Льва и патриархов Евфимия и Македония, и народ мирно разошелся из храма. 20 июля состоялся собор, на котором присутствовало свыше сорока епископов. Патриарх не явился на собор лично, но послал от себя представителя. Как только открылось заседание, монахи подали составленную ими петицию со следующими требованиями: 1) внесение в диптихи имен Евфимия и Македония и кассация всех постановлений, принятых против них, 2) восстановление в правах всех осужденных по приговорам суда по делам об этих патриархах, 3) внесение в диптихи соборов Никейского, Константинопольского, Эфесского и Халкидонского, 4) внесение в диптихи имени папы Льва в равной чести с Кириллом Александрийским и 5) анафематствование и низложение Севера. Это были те самые требования, которые сформулировал папа Гормизд в своей инструкции легатам, ехавшим в надежде на собор в Гераклее, кроме пункта о восстановлении чести патриархов Евфимия и Македония.

Собор принял без возражений требования монахов, составил текст решения и за подписью всех участников собрания представил его патриарху Иоанну.[13] Патриарх, очевидно, с согласия двора, утвердил это постановление. Верные слуги Анастасия, препозит Амантий и Марин, имевший сан иллюстрия, протестовали против измены патриарха. Их поддержали несколько кубикулариев и племянник Амантия Феокрит. По свидетельству Захария и автора «Тайной истории», дело имело вид резкого протеста против измены патриарха. В кратких заметках хронистов ясно выступает политический характер этого события. Новое правительство отнеслось весьма строго к своим противникам. Заслуженный старый Амантий, друг покойного императора, кубикуларий Андрей Лавсиак были немедленно казнены в самом дворце; Феокрит был заключен в тюрьму, завален камнями и труп его брошен в море; Ардабурий и Мисаил были сосланы в Сардину.[14] Что касается Марина, то он сохранил свое видное положение и в следующем году занимал пост префекта претория.[15]

Царский указ, составленный на основании соборного решения, был разослан по всему Востоку с требованием принять изложенные в нем определения. С особенным сочувствием его встретили в Палестине. В Иерусалиме 6 августа при огромном стечении монахов был торжественно обнародован царский указ и «определения четырех соборов были внесены в священные постановления», как выражается Кирилл Скифопольский в Житии св. Саввы.[16] Савва принял на себя поручение отправиться в Кесарию и Скифополь, чтобы объявить там царский указ. Иначе было в Сирии. Монахи провинции Сирии Второй стояли, как