Завершая работу над книгой, особенно почувствовал, как стремительно отдаляется от нас время великого противостояния, охватившее конец минувшего века. Чрезвычайно насыщенные и, несмотря ни на что, удивительно ярко прожитые годы, полные борьбы, риска, зримых побед и, увы, неудач.

Я старался передать многое из того, что лично пережил, продумал за несколько десятилетий и чем обязательно должен был поделиться с широким кругом читателей, с новым поколением политиков.

Моя молодость прошла в Осетии, по обе стороны бурного Терека. Родословная семьи Дзасоховых происходит из селения Бад Алагирского ущелья, на границе между Северной и Южной Осетией. В календаре 1892 года, который я берегу как фамильную реликвию, сказано, что Бад основан в 1390 году, то есть является одним из ранних поселений в горной части Осетии.

Моя же биография началась 3 апреля 1934 года. Я родился в семье потомственного железнодорожника Сергея Асабеевича Дзасохова. Мои школьные годы пришлись на послевоенную пору. Для нас, мальчишек, самыми выдающимися людьми были тогда фронтовики, прошедшие Великую Отечественную войну. Мы воспринимали их с таким же энтузиазмом, с каким в 1960-х годах наши сверстники относились к космонавтам.

Нашим соседом по улице был Агубе Хлоев, фронтовик, полковник, служивший после войны на Украине. Он был политработником, заместителем начальника военного училища. Хлоев, как многие в те годы, ходил в военной форме, у него была окладистая борода, и он производил впечатление человека интересного и невероятно много знающего. Когда я был в шестом-седьмом классе, он часто встречался с нами, школьниками, стремился приобщить к чтению политической и исторической литературы, даже дал мне несколько таких книг. Я забирался на чердак и погружался в чтение, хотя мало что понимал в прочитанном. Казалось, что я соприкасаюсь с чем-то очень важным. Такова была романтика той эпохи.

На формирование моего мировоззрения повлияла и художественная литература. Для меня и моих одноклассников существовал настоящий культ русского языка и русской классической литературы. Например, мы состязались в том, чтобы знать наизусть всего «Евгения Онегина», хотя в школе это не требовалось. Настоящим кумиром для нас был герой романа Этель Войнич «Овод». Мой одноклассник даже сделал себе шрам на щеке, чтобы походить на него. Тогда было модно наносить татуировки – этим мы стремились показать, что ничего не боимся, можем вытерпеть любую боль. Лунными ночами иногда совершали набеги на соседские сады, хотя те же фрукты росли в каждом дворе. Казалось, что такие поступки нас как-то закаляют.

Мой отец, человек доброжелательный, наблюдал за всем этим и, осуждая мальчишеские проделки, старался развивать во мне любовь к литературе. Он брал для меня в районной библиотеке почему-то стихи Байрона, Лермонтова, произведения Шекспира. Отец работал начальником железнодорожной станции и гордился тем, что пошел по стопам своего отца, моего деда, который был машинистом. На семейном совете решили, что я, как старший среди пятерых детей, буду жить в основном у бабушки в г. Алагире. Отец постоянно находился в разъездах, но расстояния были небольшими, поэтому виделись мы часто. Помню, как вышестоящее начальство агитировало отца поехать учиться в Москву, однако он все время отказывался, поскольку хотел быть рядом с семьей, заниматься детьми. Он одинаково хорошо владел и русским, и осетинским языками. Коллеги-железнодорожники называли его Сергеем Петровичем. После того как отец вышел на пенсию, у него появилось больше времени, чтобы бывать на свадьбах, праздниках, других торжествах и, как водится в жизни, на похоронах. Я много раз слышал от земляков, что отец умел найти нужные слова и в радости, и в горе. Он был очень душевным человеком, пользовался огромным уважением всех, кто его знал.

Моя мать, Тамара Уруспиевна, по девичьей фамилии Тебиева, имела среднее финансовое образование, работала несколько лет, а потом на ее плечи легла забота о детях и ведение большого домашнего хозяйства. Именно благодаря ей наш дом отличался особой ухоженностью и гостеприимством. К отцу приходили сослуживцы-железнодорожники, друзья из райкома партии, из местного исполкома – многие в гимнастерках, а кто-то и при оружии, поскольку война закончилась совсем недавно.

В школе огромное внимание уделялось спорту и физической культуре. Наш военрук, капитан-фронтовик Иван Иванович, почти еженедельно организовывал десятикилометровый кросс. Иван Иванович пользовался среди нас непререкаемым авторитетом, как и те офицеры, которые ежегодно, ранней весной, на несколько дней приезжали в нашу школу, чтобы рассказать об армии и привлечь выпускников к поступлению в военные училища. Они не произносили патриотических речей, но своим присутствием в школе, рассказами о военных профессиях сумели убедить очень многих. Несколько моих одноклассников стали военными, служили потом по всему Советскому Союзу.

Моей заветной мечтой было поступить в военно-политическую академию. Но этому не суждено было сбыться, поскольку сразу после средней школы в академию не принимали. В г. Орджоникидзе (теперь Владикавказ) находился знаменитый горно-металлургический институт цветных металлов. В 1950-х годах среди учебных заведений своего профиля он считался вторым по значимости после Московского геолого-разведочного института цветных металлов. В моем Алагирском районе, где сосредоточены богатые рудные месторождения, работали геологические экспедиции, так что представление о профессии геолога я имел с раннего детства. А потом и сам поступил в горно-металлургический институт. Лекции нам читал всемирно известный профессор Жуковский, один из лучших специалистов по алюминию; в институте работали Иван Остроушко, автор огромного количества учебников по горному делу, известные специалисты в области цветной металлургии Арон Давидсон, Алик Гуриев и Михаил Алкацев. Нам было у кого учиться.

Первую свою геологическую практику я проходил на границе с Китаем, на юге Читинской области. Сначала поездом отправился из Орджоникидзе до Москвы, потом снова поездом восемь дней до Читы, оттуда на машине до станции Борзя и, наконец, пешком до геолого-разведочного лагеря. Хорошо помню те места, до сих пор в моем архиве хранится отчет об экспедиции. Преддипломная практика была на Кольском полуострове. Доехав до Ленинграда, пересел на самолет, летевший в г. Апатиты, а оттуда на вертолете добрался до места назначения. Овладевать профессией было очень интересно, передо мной открывались огромные пространства нашей страны, которые я изучал и вширь, и в прямом смысле слова вглубь.

Но тяга к политике все равно дала о себе знать. Где-то на третьем курсе меня избрали секретарем комсомольской организации нашего института. Организация была большая – три тысячи человек. Сам вуз был многонациональным, здесь учились люди со всего Советского Союза, прошедшие разную жизненную школу – одни уже отслужили в армии, другие пришли со школьной скамьи. Институт был, как сегодня сказали бы, элитарным – студенты носили форменную одежду, получали повышенную стипендию. Не всем это нравилось. В городе было много хулиганов, местная шпана облюбовала для своих сборищ прилегающую к институту территорию. Нередкими были драки со студентами, в ход шло холодное оружие. Однажды хулиганы подкараулили и избили студента Женю Хорунжего, который шел со своей девушкой, отобрали часы. Тогда нашему терпению пришел конец.