В апреле 1955 года мы сначала широко разрекламировали, а потом устроили в институте вечер танцев. Был выходной день, и со всего города съехалась молодежь. Тогда мы закрыли двери и устроили всем обстоятельную проверку. За вечер изъяли 27 финских ножей и столько же свинцовых кастетов. Попались даже дети некоторых наших преподавателей. Надо сказать, что в формах обращения с преступной шпаной мы себя не ограничивали, применили физическую силу.

Это событие получило огромный резонанс. Комсомольцы избили хулиганов, хотя этого им никто не поручал. Расследованием занялся областной комитет партии. И первый секретарь обкома Владимир Агкацев, и секретарь по идеологии Билар Кабалоев, который непосредственно занимался изучением обстоятельств происшедшего, прекрасно понимали, что дальше терпеть хулиганство было нельзя. Но с другой стороны, мы как будто бы проявили самоуправство.

Расследованием на областном уровне дело не закончилось. Делегация наших студентов по моему поручению и при негласной поддержке ректора института Сергея Игнатьевича Крохина срочно выехала в Москву. Ребята во главе с Евгением Лосем попали в приемную Председателя Верховного Совета СССР Климента Ефремовича Ворошилова. Его сотрудники позвонили в обком партии, запросили дополнительные материалы. Областные власти отнеслись к этой поездке неодобрительно. Но мы отстояли свою правоту. За ту апрельскую операцию некоторые наши студенты, в том числе и я, получили в подарок именные часы от министра внутренних дел РСФСР генерала Тикунова.

После окончания института С.И. Крохин рекомендовал меня в аспирантуру. Огромного желания у меня не было, но к советам своего ректора я прислушивался. Однако вскоре меня избрали первым секретарем горкома комсомола, и я занялся этой работой, а одновременно на полставки оставался преподавать в институте.

На работу в Москву я попал совершенно неожиданно. В командировку в республику приехал Владимир Григорьевич Шипунов, заместитель заведующего Организационным отделом ЦК ВЛКСМ. Он знакомился с нашей работой, присматривался к кадровому резерву, несколько раз беседовал и со мной. Помню, мы сыграли с ним несколько партий в настольный теннис. У меня тогда была своя манера игры, и могу сказать, что первый секретарь горкома комсомола удачно посостязался с работником ЦК. Он уехал, ничего не сказав, но уже в конце февраля 1958 года меня вызвали в столицу, предварительно дав понять, что речь может пойти о переходе на работу в ЦК ВЛКСМ.

Перед отъездом мне дома успели сшить темно-зеленый костюм из купленной на толкучке ткани, чтобы я выглядел в Москве солидно. И это мне пригодилось, потому что после серии собеседований меня представили первому секретарю ЦК ВЛКСМ Александру Николаевичу Шелепину – одному из ключевых руководителей хрущевского периода. После комсомола Шелепин возглавлял КГБ, и считалось, что он может заменить Хрущева, а после его отставки – Брежнева. Помню, первый секретарь ЦК ВЛКСМ спросил у меня, могу ли я ездить верхом. Он разговаривал со мной как с кавказцем.

Эта встреча оставила сильное впечатление. Комсомольский лидер Москвы в годы Великой Отечественной войны, Александр Шелепин был непосредственным организатором отрядов молодежи, направлявшихся на защиту столицы от врага. О нем писала талантливая фронтовая журналистка и замечательная поэтесса Маргарита Алигер в поэме «Зоя»:

Талант Шелепина как молодежного лидера и незаурядного организатора еще больше раскрылся в должности первого секретаря ЦК ВЛКСМ в послевоенные годы, когда сотни тысяч молодых людей были мобилизованы на восстановление разрушенного народного хозяйства, отправлялись на освоение Сибири и Дальнего Востока. Имея прекрасное образование, выпускник философского факультета МГУ, Александр Шелепин видел и воспринимал послевоенный мир в реальном контексте.

В 1957 году под его непосредственным руководством проходила организация Международного фестиваля молодежи и студентов в Москве – грандиозного события, имевшего большой международный политический резонанс. В Советский Союз приехали делегаты из десятков стран. Наша страна открывалась миру. Хорошо помню те дни. Я был студентом выпускного курса и делегатом Московского фестиваля, так что мне есть о чем рассказать и есть с чем аргументированно поспорить. Так и хочется процитировать великого поэта: «Да, были люди в наше время…»

Личность Шелепина обсуждали и при его жизни, и многие годы спустя. Все, кто помнит его, интересуется его достоверной биографией и личными качествами, сходятся во мнении, что Александр Николаевич обладал огромным потенциалом государственного и политического деятеля. Насколько позволяла эпоха, он был самостоятельной личностью с собственным мнением. Когда Н. Хрущев предложил Шелепину возглавить КГБ СССР, тот пытался отказаться, объяснял, что это не его работа. Однако Шелепина уговорили. Хрущев хотел его руками окончательно закрепить в сознании народа итоги XX съезда партии. Между тем Шелепин в самом начале работы во главе госбезопасности заявил: «Я хочу коренным образом переориентировать работу КГБ на международные дела, внутренние должны уйти на второй план».

А впереди его, как перспективного политика, ждали иные времена! Команда Л. Брежнева, сместившая Хрущева, начала оттеснять Александра Николаевича на периферию реальной власти методами, позаимствованными из работ Н. Макиавелли, но с советско-партийной спецификой. Создавалось впечатление, что Брежнев опасается, как бы волевой и авторитетный в народе Шелепин не организовал «дубль два», используя опыт смещения Хрущева в октябре 1964 года.

Молодежные лидеры советской эпохи, как правило, реализовывали себя на больших и серьезных направлениях работы, занимали впоследствии высокие государственно-политические должности. В то же время далеко не всегда их судьбы были безоблачны. Наиболее талантливых задвигали подальше. Николая Николаевича Месяцева, который многие годы работал секретарем ЦК комсомола, а позже был успешным руководителем Гостелерадио СССР, отправили послом в Австралию. Причем реальной причиной «катапультирования» Месяцева в Южное полушарие было его публичное недоумение по поводу оттеснения Шелепина от реальной власти.

Очень популярного руководителя комсомола Сергея Павловича Павлова называли «политическим Гагариным». И не только потому, что Юрий Алексеевич и другие космонавты, как и деятели культуры, вместе с вожаками комсомола были одной большой дружной командой, лицом советской молодежи. Мои почти девять лет работы в молодежном движении выпали на павловское время. Павлов заряжал окружающих энергией и новыми идеями. Когда речь шла о внимании к интересам и проблемам молодежи, он любого министра мог поставить на место. Казалось, что со своими яркими способностями Павлов перейдет на новый уровень государственных политических задач. Однако его неожиданно отправили руководить Комитетом по физической культуре и спорту при Совете Министров СССР. Но и там он показал себя, как и следовало ожидать, блестяще. В это время с огромным успехом прошла летняя Московская олимпиада. Школу Павлова на спортивном направлении прошли многие замечательные его товарищи, например Виталий Смирнов, который многие десятилетия, вплоть до настоящего времени, представляет нашу страну в Международном олимпийском комитете. Но боязнь возвращения Павлова в большую политику не покидала Старую площадь, и он был отправлен послом в Монголию, как в свое время В. Молотов, а после и вовсе в геополитическую глушь – в Бирму.