Не знаю, кому пришла в голову гениальная идея собрать всех учеников в одном зале – в августе и под плохо работающим кондиционером, – но мой нос морщится от запахов дешевого дезодоранта и тысячи потных маек.

– Давай выберемся отсюда, – говорю я сидящему рядом со мной Гаррету. И он тут же начинает осматривать своими бледно-голубыми глазами помещение по периметру, напоминая мне снайпера.

Люк бросает на меня возмущенный взгляд.

– Это же первый день.

– И что?

– А то, что мне не нужны неприятности. – Люк твердит мне это с тех самых пор, как я хотел стянуть из класса песчанку. Нам с ним было тогда по пять лет.

– Тебя никто не спрашивает, – выразительно смотрит на него Гаррет.

Люк кривит губы и складывает руки на груди.

– Учителя все равно перекрыли все выходы.

Я оглядываюсь. Как ни печально, но он прав.

Я все еще пытаюсь обнаружить путь к спасению, когда в зал входит Марисса с телефоном в руке.

– Привет, Сайе! – Она улыбается и перелезает через мои колени, чтобы сесть рядом с Гарретом, и я понимаю, что он не врал, потому что эти двое немедленно начинают целоваться так усердно, что создается впечатление, будто они способны сделать друг другу больно.

Рядом садятся другие наши друзья, но я понятия не имею, где Бриа. Продолжаю оглядывать зал и морщусь, когда мой взгляд падает на Эбби Уайтли, агрессивную христианку, пытавшуюся затащить меня в ее церковь, когда мы учились в средних классах.

Кто-то стучит по микрофону, и я смотрю на сцену. Директор Гардинер, одетый в мятый коричневый костюм, прочищает горло.

– Рад снова видеть вас, ученики старшей школы «Лорел», – произносит он, и зал молчит достаточно долго для того, чтобы он успел объявить, что у него есть для нас настоящий подарок – он готов ознакомить присутствующих со всеми факультативами, которые можно будет взять в этом году.

Фантастика.

Мгновение спустя по залу начинает вышагивать театральный клуб. У них даже походка театральная, словно они учились ходить в классе, а не в реальной жизни.

Снова ищу глазами выходы. Они по-прежнему заблокированы.

Участники театрального клуба разыгрывают до смешного длинный скетч о необходимости подальше держаться от такого зла, как наркотики. Мы ерзаем на месте и таращим глаза. Потом они играют сцену похорон из «Стальных магнолий»[1], и строгая, но справедливая публика начинает свистеть.

Дальше все идет по нисходящей. Появляются члены певческого клуба, шахматного клуба, компьютерного клуба, и публика ведет себя все наглее и все больше напоминает героев из «Повелителя мух». Когда какой-то чувак советует музыканту, как ему следует поступить с флейтой, к зрителям тяжелой походкой вновь выходит директор школы.

– Учителя. – Он прижимается губами к микрофону. – Будьте добры, запишите имена учеников, которые мешают нашему собранию.

Учителя начинают шастать по проходам, подобно вооруженным дубинками полицейским.

Гарднер какое-то время взирает на аудиторию, затем машет рукой в направлении кулис, и на сцене появляется мальчик с пухлыми щеками и головой в кудряшках; он выкатывает на сцену прикрытую простыней тележку. Колеса громко скрипят в притихшем зале.

– Здравствуйте, – произносит мальчик на удивление уверенным голосом – ведь на вид ему не больше двенадцати. – Меня зовут Эван Замара, и я сегодня представляю научный клуб.

Тут, по идее, зал должен был бы застонать, но ученики покорно молчат.

– Научный клуб планирует несколько замечательных мероприятий – в том числе вечеринку, во время которой мы будем смотреть на метеоритный дождь. – Мальчик оглядывает зал, словно ждет изумленного аханья, но в нем по-прежнему стоит тишина. – Предсказывают падение тысячи метеоритов в час – то есть шестнадцати метеоритов в минуту. В нашей теперешней жизни или даже в следующей не случится больше ничего подобного.

Среди учеников царит скука смертная.

Невозмутимый мальчик при помощи дистанционного пульта включает огромный экран за своей спиной, и мужской голос начинает вещать о том, как будет выглядеть в эту самую ночь звездное небо.

Люк ухмыляется и смотрит на меня взглядом маньяка.

Я трясу головой, давая ему понять, чтобы он прекратил это дело. Мы тащились от всего космического, когда нам было лет десять, но теперь мы слишком стары для подобного. И я начинаю думать, что иметь в друзьях человека, знающего тебя с пеленок, не всегда хорошо.

Тогда Люк выпячивает нижнюю губу и вновь обращает свое внимание на сцену, где все еще вещает ребенок из научного клуба.

– Метеоритный дождь выпадет девятнадцатого августа – то есть ровно через год.

Теперь ученики раздраженно перешептываются. С какой стати он долдонит нам об этом? Все немедленно забудут об этом невиданном дожде.

Проверяю телефон. Мы застряли в этом зале надолго, но дело, несомненно, подходит к концу.

– А теперь эксперимент, – объявляет мальчик.

Боже милостивый.

Он сдергивает с тележки простыню, и становится видно великое множество проводов и лампочек. Мальчик, вертя тонкими разноцветными проводками, объясняет суть эксперимента, и это скучно до невозможности.

– Если приглушить свет… – Он щелкает выключателем, и в зале становится немного темнее. – А теперь…

Но ничего не происходит.

Мальчик чешет в кудрявом затылке и снова вертит в пальцах проводки.

– Ну вот, сейчас.

По-прежнему – ничего. Если бы дело было в 1920-х годах, кто-нибудь непременно опустил бы на спину мальчика трость и прогнал бы со сцены. Он снова принимается за проводки, и мое терпение лопается. Нет ничего страшного в том, что мы пропустили два первых урока, но сейчас мы уже просиживаем перерыв.

– Думаю, мне следует подняться на сцену и прекратить его страдания, – тихо шепчу я.

Гаррет смотрит на меня взглядом, означающим, что он потрясен, но в хорошем смысле этого слова.

– Давай.

Люк таращит глаза и мотает головой, и я больше не могу выносить происходящего.

Я встаю.

Пока я иду по проходу, по моему ряду пробегает нервный смех. Прохожу мимо двоих учителей, они, похоже, не понимают, является мое поведение частью шоу или нет. Делая большие шаги, дохожу до центра сцены и смотрю на тысячу любопытных лиц передо мной.

Впитываю в себя все это.

Затем наклоняюсь к микрофону.

– Я просто хочу сказать, до чего же все это… экстраординарно. И, честно говоря, не понимаю, способен ли кто из нас выбрать из невероятного многообразия клуб по душе.

Зал ревет от смеха, словно я лучший из стендаперов, которых они когда-либо слышали.

– Думаю, нам необходимо время на то, чтобы переварить то, что мы увидели, и потому предлагаю разойтись. Немедленно.

Зал сотрясают громовые аплодисменты и топот ног. Курчавый мальчик смотрит на меня снизу вверх глазами Бемби, но тут же