качал головой: утварь растрескалась, одежда истлела, а кости крошились, стоило лишь прикоснуться. Однако, чем дальше, тем останков попадалось больше. И вскоре он не успевал вертеть головой, осматривая уцелевшие вещи: горшочки и блюда в оглавьях, источенное ржой оружие в руках, и потемневшие, бурые от времени пластины доспехов на плечах у мужчин, и украшения на шее женщин.

Последние особенно привлекали взор. Обточенные камни, по одному и целыми гроздьями, тонюсенькие нити с белесыми и даже желтоватыми проблесками. Он мог бы изрядно поправить достаток, зайди в схрон на пару столетий раньше. Сейчас же былое великолепие не стоило ничего: камни поблекли, нити распадались от малейшего колебания воздуха, и даже прочные на вид металлические доспехи с изящными насечками и чеканкой крошились, стоило лишь нажать посильнее.

Сердце забилось чаще, пальцы задрожали в нетерпении, а на висках выступил пот. Раз за разом облизывая пересохшие губы Шестерня внимательно осматривал содержимое могил, чувствуя, как внутри растекается сладкое предвкушение. С каждым шагом камни украшений все ярче, а оружие целее. С доспехов почти исчезли трещины, ткань уже не рвется от прикосновения, и даже костяки не выглядят столь изможденными, таращась в свод пустыми глазницами. Оскал не кажется угрожающим, больше напоминает понимающую ухмылку.

Виданное ли дело, чтобы драгоценности просто так лежали невозбранно? Бывшие владельцы граненых камней и блестящих монет согласны, что у сокровищ должен быть хозяин. Будь их воля, наверняка помогли бы удачливому потомку пристроить имущество. Жаль только, ха-ха, не в силах сдвинуться! А так бы помогли обязательно. С радостью и прибаутками проводили бы до самого выхода, да еще мешок бы донесли. Чего не сделаешь, чтобы пристроить достаток в надежные руки?

Блеск сокровищ влечет, туманит разум. Руки с трудом удерживаются, чтобы не сорвать с плеч рубаху, начать одно за другим сгребать драгоценности, ощущая как тяжелеет импровизированный мешок. Собрать, вынести, вернуть потерянное в мир живых - это ли не долг каждого достопочтенного пещерника? И как он раньше не догадывался заглянуть в схрон? Да и не только он, никто не догадывался! Россказни об оживших мертвецах? Смешно. Страх потревожить усопших? Да куда их тревожить, вон лежат - лыбятся, довольные, что нашелся хоть один смельчак. Уважение к предкам? Так забота об имуществе ближнего - это ли не лучшее уважение!

Это хорошо, что Баламут решил поспорить именно с ним. А еще лучше, что не заглянул сюда сам, доверив отнести фляжку дремучему Балке, что, прошел среди груды сокровищ, не взяв ни малейшего камушка. Ну не бестолочь ли? Надо будет выделить Баламуту от щедрот монетку - другую. Все ж таки не чужие люди. Ну и не забыть забрать выигрыш. Друзья - друзьями, а уговор дороже денег, тем более, ха-ха, камней!

Взгляд мельком метнулся под ноги, ушел в сторону, к очередной могиле, вернулся, всматриваясь в невнятное. Брови полезли на лоб, а рука потянулась к затылку. Под ногами, тщательно нацарапанная куском мела, перегораживает путь черта. Вернее, не черта - указатель. Пририсованное с правой стороны острие указывает на провал в стене. Провал, а то и вовсе трещина, настолько узок - просто так и не заметишь. Вот только откуда в глубинах схрона указатель, а главное, для чего?

Шестерня некоторое время задумчиво созерцал черту, затем шагнул к проходу, с опаской заглянул внутрь. Ничего, лишь серые разводы стен. Хотя, если приглядеться, что-то слабо мерцает неподалеку. Шестерня вытянул руку, прищурился. Губы раздвинулись в улыбке, раздался довольный смешок. Баклажка! А вот и конец путешествия. пор завершен, победа за правым. Осталось лишь вернуться, предъявить доказательство собственных слов, ну и получить причитающееся.

Втянув живот и сузив плечи, Шестерня вдвинулся в проход. Вытянувшееся лицо Баламута на фоне золотистого сияния искреца заслонило коридор, отчего стены помутнели, а фляга размылась в бледное пятно. Шаг, другой. А вот и фляга. Нужно лишь нагнуться, подобрать. Но что это так странно потрескивает? Тихий, едва различимый звук, и совсем не страшный. Только почему вдруг вздыбились волоски по всему телу, а в животе разрастается ощущение надвигающейся беды?

Внизу хрястнуло, зашуршало. Всплеснув руками и жалобно вспикнув напоследок, Шестерня низринулся вниз, в распахнувшуюся под ногами черную пасть провала.

ГЛАВА 2

Перед глазами россыпь мерцающих искр, в черепе гул, плечо саднит болью. Падение кончилось, или он все еще несется в бесконечную пропасть? А быть может все уже кончилось, разодранное о камни, бренное тело лежит на дне провала, а дух несется в каменные чертоги, где всякого пещерника ожидает исполненный яств стол, тяжелая чаша хмеля и суровый взгляд прародителя пещерников?

Шестерня со стоном поднял голову, осторожно ощупал лоб, виски, затылок. Все на месте, ни торчащих из кости острых камней, ни развороченных костей, откуда вываливаются кусочки мозга. Разве что в волосы забились комки пыли и клочья неприятных на ощупь нитей. Но это не страшно. Была бы голова, а чем отряхнуть найдется. Он сморгнул раз, другой. Кружащиеся перед глазами разноцветные искры потускнели, истаяли. Навалилась тьма. Рука сама собой поднялась к глазам. Ничего. Лишь пару мелких, застрявших под ногтями едва заметных крупинок. Блистающая пыль, что совсем недавно освещала дорогу, исчезла, разлетелась ничтожными былинками.

Шестерня пошевелился, ожидая пронзительной боли, подвигал руками, ногами. Сперва осторожно, но по мере того, как тело отзывалось, все более свободно и решительно. Он гулко выдохнул, улыбнулся. Падение прошло на удивление удачно. Не то невелика высота, не то полог уклон. А быть может спасла стать. Ведь любой пещерник - крепыш с рождения, а к зрелости набирает такую мощь, что в крепости способен поспорить с камнем! Не то что эти, с поверхности, что спускаются раз от раза, принося с собой в изобилии мясо и хмель, в неутомимой страсти к подземным каменьям. Нескладные, тощие, неуместно высокие, люди и близко не могут соперничать с жителями пещер в силе и красоте. А уж о способности двигаться по штрекам без проводника и освещения и говорить нечего.

Приободрившись от мыслей, Шестерня самодовольно улыбнулся, готовый действовать легко вскочил. В лоб шарахнуло, отбросило на спину, перед глазами вспыхнул огненный фейерверк. Оглушенный, Шестерня некоторое время лежал, бессмысленно таращась на выписываемые алыми светляками замысловатые узоры. Когда угасла последняя искра, он приподнялся, протянул руку вверх.

Пальцы наткнулись на твердое. Так и есть. Отнорок, куда он попал волею случая, оказался вовсе не так просторен, как до того схрон, а если точнее - отвратительно низок! Конечно, не пристало пещернику на карачках ползать, для того и существует кирка да молот, чтобы расширять стены,