Луна скрылась, звёзды сомкнули глаза.

— Уже поздно, — вдруг заторопилась Байя. — Видишь, как угасают светлячки, им пора спать.

— До свидания, Байя!

— До свидания, Саламура!

— Байя, так ты хочешь встретить восход солнца?

— Очень хочу!

— Значит, завтра я приду, и мы будем по очереди пасти светлячков.

— Я буду ждать тебя, Саламура.

— Обязательно приду.

— До свидания, Саламура!

— До свидания, Байя!

Так расстались пастух божьих коровок и повелительница светлячков. Байя увела своих питомцев в глубь леса, а Саламура пошёл за букашками, которые спали на развилке дорог дня и ночи.

Вновь страна Сноготок. Поражение известного футболиста

Пока Саламура ищет своих божьих коровок, давайте вернёмся в страну Сноготок и посмотрим, как ведёт себя Бутуз, который видел во сне прекрасную царицу светлячков.

Вы ведь помните, он целый день после этого сна не ел, не пил?

Однако на второе утро к принцу всё же вернулся аппетит. Но его мама считала, что голодовка пагубно отразилась на здоровье наследника престола. Заусеница была в большом горе. А ко всему ещё принц не переставал хныкать и требовал немедленно привести к нему девочку из царства светлячков.

Король и его супруга потеряли покой.

Не зная, что предпринять, его величество Ноготок XV созвал совет мудрецов. Пока они судили да рядили, Заусеница сама нашла выход.

«Надо чем-то развлечь Бутузика», — решила она.

— Может, тебе хочется посмотреть футбол? — спросила мать опечаленного сына.

— Футбол — это замечательная игра! — вставил словечко первый министр.

— А почему бы и не посмотреть футбол, — согласился королевич.

Ноготок XV тут же послал скорохода за известным футболистом Подножкой. В государстве Сноготок не было своей футбольной команды, и Подножка считался единственным мастером кожаного мяча. В дни большого футбола он выходил на поле и гонял мяч от одних ворот к другим. Болельщики яростно аплодировали. Жители страны Сноготок — надо отдать им должное — были на редкость строгими и требовательными знатоками этой замечательной игры. Они умели не только подбодрить своего любимца, но и в случае неудачи освистать его. «Подножку на мыло», — гремел стадион, если футболист промахивался.

Ну, а как он мог не промахиваться, когда правая нога у Подножки была кривая. После его удара мяч редко попадал в сетку ворот.

И всё же население страны Сноготок гордилось прославленным футболистом.

Во дворце все с нетерпением ждали Подножку. Наконец он явился. Славный футболист установил мяч на одиннадцатиметровую отметку и отступил для разгона.

Король Ноготок XV, его супруга, принц Бутуз и первый министр наблюдали за игрой из окон своих покоев.

Виртуоз Подножка с разбегу сделал свой коронный удар. Но, как мы уже говорили, правая нога у него была кривая, — мяч описал дугу и попал в то самое окно, у которого стоял Бородавка.

Стёкла со звоном разлетелись во все стороны. Первый министр схватился за нос. Острый осколок впился ему прямо в бородавку.

Врачи немедленно оказали первому министру скорую помощь — выдернули осколок, но тут Бородавка расчихался. Стены и окна дворца дрожали, словно от землетрясения.

— Не хочу смотреть футбол, — заревел принц.

Известного футболиста Подножку за разбитое окно и оскорбление личности первого министра Бородавки бросили в темницу.

— Это не футболист, а разбойник с большой дороги, — сказал первый министр и, почесав указательным пальцем свою бородавку, ещё раз громко чихнул.

Как были уничтожены двадцать три стихотворения, написанные за одну ночь

Когда придворный поэт Хиларио Буэра узнал о дивном сне принца, он в ту же ночь написал двадцать три стихотворения, посвящённые прекрасной царице светлячков.

Буэра — вымышленная фамилия поэта. Если вас интересует настоящая его фамилия, могу сообщить. И его прадед, и дед, я отец носили фамилию Цомизелия, что значит тестодел. В самом деле они были знатными пекарями. Отец Буэры мечтал и сына видеть мастером пекарного дела. Однако мечтам его не суждено было сбыться. Сын предпочёл печь не хлеба́, а стихи.

Но какой поэт согласится носить фамилию Тестодел?

— У настоящего поэта должна быть вымышленная фамилия — псевдоним, — говорил Хиларио Буэра.

Правда, наш поэт и сам не знал, что это значит — Буэра и почему пишется через «э», однако звучность псевдонима ласкала его слух.

— Что вы скажете, не правда ли здорово — Бу-э-ра? — спрашивал он каждого.

— Удивительно! Великолепно! — соглашались в один голос друзья.

И только один простачок наивно заметил:

— По-моему, это бессмыслица, абракадабра какая-то!

С этого дня поэт перестал здороваться с этим простачком. А в государстве Сноготок считалось большим позором, если с тобой не раскланивается поэт.

Хиларио Буэра был выдающимся талантом.

В ту ночь, когда поэт в один присест написал двадцать три стихотворения, на него воистину снизошло вдохновение. Ах, что это была за ночь!

Правда, создавая последний, двадцать третий сонет, он стал клевать носом, но скоро проснулся и поставил точку.

Буэра был несказанно доволен плодами бессонной ночи. Он тут же направился в покои принца с кипой свежеиспечённых стихов.

Хиларио читал свои сонеты дремлющему королевичу.

Лишь на тринадцатом стихотворении Бутуз проснулся, прислушался к голосу поэта, протёр глаза и… захныкал. Хиларио вдохновенно читал стихи, а принц ревел в три ручья.

Действительно, только каменное сердце не тронули бы такие строки:

Неужто я не увижу тебя,

Царица возлюбленная моя!

Но, оказывается, поэта слушал не только принц.

У первого министра была волшебная миска. Если ему хотелось знать, о чём говорят в соседней комнате, оп прикладывал эту миску к стене и отлично всё слышал.

Так поступил Бородавка и в то утро. Взял он волшебную миску и приложил её к стене. Голос Хиларио Буэры доносился так отчётливо, как если бы кто-нибудь из ныне здравствующих поэтов читал свои стихи по радио.

Довольный собой, Буэра поклонился принцу и вышел из спальни.

Но тут кто-то сильно сжал его локоть. Буэра испуганно обернулся и расплылся в улыбке.

— О, это вы, господин министр! Доброе утро!

— Что ты читал принцу? — угрожающе сверкнул глазами первый министр.

— Ничего особенного. Стихи ночью написал… о прекрасной повелительнице светлячков.

— О ком?..

— О светля…

— Но разве ты не знаешь, что об этой уродине не только стихи писать — и заикаться нельзя.