Председатель Совета министров А.Н. Косыгин – народный премьер. От С.Ю. Витте до М.Е. Фрадкова, В.А. Зубкова и В.В. Путина на этом посту побывало немало ярких политиков и опытных управленцев. Под стать им были и министерские столпы более далеких времен, формально не бывшие главами правительств: М.М. Сперанский, П.Д. Киселев, А.А. Абаза, И.А. Вышнеградский… Яркой личностью был и П.А. Столыпин. Но в этой представительной компании сын питерского рабочего выглядит первым среди равных. Столыпин говорил: «Дайте мне только двадцать спокойных лет – и вы не узнаете России». У выдвиженцев Сталина было свое отношение к реальности и мечтам. Когда Косыгин ночевал на эвакопункте Ледовой дороги первой фронтовой зимой, у него складывались другие представления о покое, чем у Петра Аркадьевича… И после Победы обстановка не стала оранжерейной. Разруха, «холодная война». К виску страны приставлено атомное дуло. Позже – балансирование на грани ядерной войны. Не было ни покоя, ни дня расслабления. И никто не требовал спокойных лет, работали, не жалуясь на судьбину.

Это было поколение победителей. Каждый из них был счастлив 9 мая 1945 года. Годы правления фронтовика Брежнева стали лучшими в биографии сталинских выдвиженцев, детей 1937-го и Победы.

Брежнев – человек образцовой советской биографии. Нарочно не придумаешь: он был полноправным участником всех важнейших свершений сталинской державы, при Хрущеве оказался рядышком с Королевым и Гагариным. Из этого жизнелюба, приглянувшегося Сталину, попытались сделать вождя, который выражает коллективную волю Политбюро. Задумано было неплохо, но ставка не оправдалась. Подвело здоровье. Брежневу не удалось победить инсульт, полученный на одиннадцатом году правления. Пышные славословия беспомощного, больного человека укрепляли скепсис, который распространялся и на рассказы о воинском пути Брежнева. Врачам время от времени удавалось приободрить кремлевского пациента, и зарубежные комментаторы поражались: вчера еще он увядал на глазах, а сегодня браво вышагивал навстречу гостям, осмысленно улыбался, реагировал на реплики… Говорили и о двойниках, и о чудесах советской медицины. Но это были временные победы эскулапов. Именно тогда важнейшим словом советской пропаганды стало слово «Возрождение». Так называлась одна из мемуарных книг Брежнева, а также – документальный фильм с одноименной песней. Возрождение страны из послевоенной разрухи не было фикцией. А вот здоровье вождя не возродилось после нокаута. Ослабела воля, окрепло пристрастие к успокоительным таблеткам. Современная пресса уделяет этой слабости генсека повышенное внимание, но не от таблеток угасал Брежнев. Шапка Мономаха раздавила его. В первое десятилетие своего правления он всерьез взялся за вожжи. А после болезни эпикуреец победил в нем комиссара. Охота, улыбки женщин, награды…

Наблюдая за организованным уходом на пенсию вождей Китайской Народной Республики, трудно обуздать чувство зависти. Как четко они проводят смену караула! А советское поколение фронтовиков, любившее говорить о «славной смене», не сумело расстаться с властью. А ведь шансы на благополучное развитие были! Вспомним, какая пропагандистская кампания встряхнула вторую половину семидесятых? Слово из трех букв – БАМ – звучало отовсюду. Бамовцев мало-помалу награждали, их чествовали на Красной площади в дни праздничных демонстраций. Едва ли не каждый член Союза композиторов написал в те годы хотя бы одну песню о БАМе. Даже ветеран жанра Покрасс расстарался. И никто из дельных бамовских руководителей не был приближен к Ореховой комнате, к ареопагу ЦК КПСС. А ведь более удобной ситуации для формирования вождя трудно представить. Увы, постаревшим брежневикам не хватило сталинской большевистской смелости. Система власти потеряла темп. Аккурат под песню Пахмутовой и Добронравова «Темп – наш современный чародей». Потеря темпа – это необоснованное возвышение аппаратчика средней руки К.У. Черненко. Это назначение престарелого Н.А. Тихонова председателем правительства. «Пока Черненко оставался в тени Брежнева, аппаратное искусство было сильной его стороной. Но когда он начал перевоплощаться в самостоятельного политического деятеля, оторванность от жизни в целом сослужила ему худую службу», – толково сформулировал Егор Кузьмич Лигачев.

В 1975-м все было готово для прихода молодых руководителей, преданных советским идеалам. И в 1980-м еще не поздно было двумя-тремя смелыми ходами исправить ситуацию. Поставить молодого премьера – такого, как Маслюков, Бакланов или Рыжков. Сделать кандидатом в члены Политбюро какого-нибудь сорокалетнего бамовского начальника. А министр геологии Козловский, которого ценил Косыгин? Готовый глава правительства, да и глава государства. Энергичный руководитель в ореоле небывалого успеха отрасли, мировая величина… Таких нужно было выдвигать не позже восьмидесятого! Выдвигать управленцев мирового уровня из военпрома, из КГБ, из металлургии, из энергетики… Почему в 1985-м никем не уважаемый и больной Черненко посещал завод «Серп и молот» в качестве вождя, а крепкий и талантливый В.И. Долгих сопровождал его, оставаясь лишь секретарем ЦК, когда ему самое время было возглавлять правительство? Проклятые вопросы.

В одном из разговоров Чуева с Молотовым за 1981 год читаем: «Никто не подтягивает молодых, – говорю я. – Тот же состав Политбюро». – «Это очень плохо, – соглашается Молотов. – Горбачева вытянули, а что он такое – неясно».

А потом поезд ушел. И смена поколений прошла лихорадочно, с идиотским оплевыванием прошлого, с самонадеянными филиппиками против «застоя». Началась смута, а в смутные времена властителями дум становятся не созидатели, но брехуны. Журналисты и фарцовщики получили свободу, для них началась потеха. Домохозяйки получили двухсотсерийную бразильскую Марианну, их мужья – дешевую водку из круглосуточного ларька, подростки – порнографию и варево шоу-бизнеса. А для индустрии, для армии, для дипломатии, для науки началась эпоха застоя – в мертвом 1992 году это стало окончательно очевидным. Да-да, подлинная эпоха застоя началась в 1992 году, когда Россия быстро превращалась в заштатную периферию. Наверное, это и называется «весь пар ушел в свисток». Да, сталинские выдвиженцы отстояли свою вахту достойно. Их вина в одном: сильные отцы не решились вовремя бросить в холодную воду сыновей – и однажды править балом стали избалованные, издерганные, ненадежные внуки сталинских выдвиженцев.

Насмотревшись программу «Взгляд», начитавшись «Огонька», пенсионер Лазарь Моисеевич Каганович так ответил новым правым – перестройщикам: «Эх, вы! Видали ли вы когда-нибудь сталь, видали ли вы когда-нибудь блюминг, знаете вы, что такое блюминг, который мы освоили на Ижорском заводе при Сталине? Знаете ли вы, что такое прокатный стан, что такое мощные доменные и мартеновские печи? Этого вы ни черта не знаете!». Перестроечная идеология, перечеркнувшая труды и дни сталинских выдвиженцев, была пронизана нравоучительными спекуляциями, интеллигентскими моралите. Коренные задачи – экономическое развитие, просвещение, государственная безопасность – подменялись лукавым призывом к покаянию, охами-вздохами, демагогией в белых перчатках. Сорвавшийся с цепи интеллигент, которому позволили вариться в собственном соку, – это тридцать три несчастья на празднике непослушания. Легко быть чистоплюем, осуждая других, осуждая прошлое. Когда перестроечная интеллигенция получила свою власть, уж ее-то она готова была защищать и танками, и политической юриспруденцией, и подтасовками. Проницательный старик Каганович четко увидел, где проходит линия фронта. Когда в идеологии господствует борьба с тоталитаризмом, разоблачения ужасов ГУЛАГа, атака на коллективизм с позиций лучезарных сверхчеловеков, которые никому не должны, и маленьких принцев, напоенных воздухом свободы, – о блюминге забывают. Патетика производства, технократии чужда воинствующим гуманитариям. Им не понять, что бывают «фонари прекрасней звезд в Баку». Вот и навязали обществу архаику «Москвы златоглавой», а главное – рафинированное офисное лакейство перед Западом, перед моральными ценностями с приставкой «евро». Современное московское благополучие зависит от экспорта нефти, газа и металлов. А какие профессии пропагандирует телевидение, какие профессии престижны? Юрист, финансист, аналитик, продюсер. Но – не технолог, не горный инженер, не металлист, не геолог. В этом противоречии – стиль эпохи и ее срам. Формируется элита, привыкшая к замку из слоновой кости, далекая от российской реальности, умеющая только брюзжать, поругивая «немытую Россию», «быдлорашку». Прав Каганович: «Эх, вы!»