Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лара расстроенно откинулась в кресле. Маленькая африканская страна, богатая природными ископаемыми, десятилетиями варится в котле междоусобной войны, томится в тисках международных санкций. Ей нужны зерно, продукты, медикаменты, учебные пособия. Ее дети умирают от болезней в глинобитных стенах душных домов, так и не узнав ни единой буквы, ее женщины уже в тридцать выглядят древними старухами, а мужчины погибают от пуль, от ран или от венерических болезней, не достигнув даже совершеннолетия. Да, стране нужны зерно, продукты, медикаменты, учебные пособия… Но в первую очередь ей нужно оружие, чтобы силой прекратить междоусобицу! Правительство слабое, войска дезорганизованы — в этих условиях только сильная личная власть способна сплотить страну. По курьезу судьбы эта власть досталась слабой женщине. Ей, Ларе…
Пол салона чуть заметно накренился, возникло обманчивое ощущение легкости, заложило уши — самолет пошел на снижение. В иллюминаторе точно разлили молоко — лайнер носом пробил плотную облачность, внизу показалась земля, окутанная туманной моросью. Коричневые поля, желтоватые перелески, низко нависшее над холмами дождливое небо — как она хотела увидеть этот пейзаж, как мечтала вернуться сюда!
Лара выпрямилась в кресле, возвращаясь к разговору.
— Я понимаю твои опасения, Фернандо, — кивнула она. — Но все же я думаю, что моя идея не так уж плоха. Ведь есть еще внутренние рынки, рынок граненых камней… Посмотрим, что можно сделать в этом направлении.
— Как вам будет угодно, госпожа президент. — Фернандо почтительно склонил черную голову, но в его церемонности ощущалась едва заметная дружеская насмешка.
Самолет тряхнуло, ускорение повлекло тела вперед — самолет коснулся посадочной полосы.
— Я обязательно что-нибудь придумаю, — задумчиво проговорила Лара.
«Я должна сделать все возможное и невозможное для своего народа», — подумала она, и сердце ее испуганно сжалось. Сможет ли она, сумеет ли? Ведь она у власти всего-то какие-нибудь два месяца. И ровно столько же — вдова. У нее нет ни образования, ни опыта. У нее есть только чувство долга и страстное желание сделать что-то полезное для своей разоренной страны.
Лара отстегнула ремень безопасности.
— Вставайте, госпожа президент, вас ждут великие дела! — проговорила она сама себе. Ей предстоит очень трудный день.
Едва «Ил-62» вынырнул из-за туч и, стремительно спускаясь, коснулся посадочной полосы, на поле показались три автомобиля — премьерский «мерседес» и два джипа охраны.
На флагштоке торжественно взметнулся в небо российский «бесик». Рядом трепетал на ветру нгольский красно-черный флаг, на котором был изображен нож-мачете для рубки сахарного тростника, до войны — основного экспортного продукта страны.
Посол Нголы в России, господин Гонсалвиш, седой массивный африканец, закованный в партикулярное серое пальто, заметно волновался. Про нынешнюю главу страны он слышал так много противоречивых мнений, что это внушало ему некоторые опасения. Посол был абсолютно доволен своей должностью и не желал от жизни ничего большего. За время службы в Москве он привык к снежной холодной России, привык к своему дому в уютной тиши Замоскворечья, к размеренной налаженной жизни, тихой и сытной. Ему совершенно не хотелось возвращаться на родину, где сейчас грохотала междоусобная война. Да и зачем ему было возвращаться? Нет, здесь, в России, куда лучше!
За девять лет жизни здесь Гонсалвиш выучился неплохо говорить по-русски, обрусел, полюбил местную кухню (русские блюда он обычно приправлял немыслимым количеством острого перца) и местных людей, внешне суетливых и озабоченных, но внутренне, по своей сути, столь же ленивых, как и африканцы.
Его дети учились в московских вузах, жена умело торговалась на рынке с азербайджанцами в мясных рядах, а сам он очень любил холодным зимним вечером нежиться в жарко натопленной комнате с газетой на коленях и рюмкой дорогого коньяка в руке…
Лайнер торжественно замер, подали трап. Встречающие выстроились вдоль ковровой дорожки. Духовой оркестр застыл в напряжении, готовясь грянуть государственный гимн.
— Божественная Ниночка Николаевна! — нарочито сладко лепетал Макс, мелким бесом подскакивая к предмету своего обожания. — Чудненько, чудненько выглядите, дайте ручку поцеловать… А я с вами обратно на вашем лимузинчике, а? Подбросите, а? Несравненная!
— Не мельтеши! — в сердцах бросила Нина Николаевна назойливому прилипале. Было видно, что она волнуется и старается это скрыть.
— Что знаю, что скажу! — заворковал Макс. — Ирочка-то, Ира…
— Что Ира? — нахмурилась царственная Нина Николаевна.
— Опять с этим… — хихикнул Макс. — Ну с тем, да вы помните… Бедная девочка… Просто котеночек! Мерзавка, опять спуталась… А вот и она!
Нина Николаевна мимоходом оглядела фигуры, спешащие по летному полю, и холодно отвернулась. Ее отношения с младшей дочерью оставляли желать лучшего.
Но все это потом, потом… Сейчас главное — отбыть официальное мероприятие, в которое ее втравили, угрожая именем президента.
Распорядитель, худощавый господин в крупных очках и с красноватым ринитным носом, приблизился, чтобы дать последние наставления.
— Нина Николаевна, все как договаривались… Сначала рукопожатие официальных лиц, потом идете вы… Легкие объятия, можно троекратный поцелуй — это очень по-родственному и очень по-русски. Несколько приветственных слов, улыбка… Далее госпожа Касабланка направляется на деловой обед с президентом, и вы свободны. Прессу мы организовали — только проверенные издания, подконтрольные правительству. Все будет подано без лишней шумихи, мы на всех этапах курируем освещение правительственных визитов.
— Хорошо, только не ждите, чтобы я кинулась ей на шею! — Нина Николаевна окатила распорядителя мрачным взглядом, будто ледяной водой. Но тому от подобных взглядов было ни тепло, ни холодно. Он таких взглядов перевидал на своем веку…
— Конечно нет! Это же не предусмотрено протоколом, — кивнул распорядитель и в ту же секунду незаметно растворился в толпе.
Тем временем хаотически клубящаяся группа людей на летном поле, повинуясь неведомым указаниям, вдруг организовалась нужным образом. Метрах в двадцати возле трапа возвышался премьер-министр с переводчиком, за ним маячила охрана. В спину охране дышал посол Гонсалвиш с супругой, а далее располагалось семейство. Тарабриных со свитой в образе навязчивого Макса. Арьергард встречающих составляли репортеры и операторы, выискивавшие нужный ракурс для съемок.
Тем временем чернокожий стюард на трапе вытянулся во фрунт. Из-за его спины показалась фигура в белом. Это была госпожа президент.
— Костюмчик у нее от Шарля Кастельбажака, не иначе! — Дарья жадно впилась в белую фигуру среди серых пиджаков свиты. — И пальтишко подбито шкурой барса! Наверняка натюрель!
— Не такая уж она и черная, мерзавка! — хихикнул ей на ушко Макс. — Она совсем не похожа на…
Он не договорил — старшая Тарабрина взглядом заткнула ему рот.