приготовили. Привет.

Милая Лиля и милая Вера, здесь, т. е. в вагоне, пахнет а́мфорой, но мы не унываем. Всего лучшего.

МЦ

При этом даже письма начинают писать вместе. Первые три строки – написаны рукой Сергея Эфрона, две последние – Цветаевой.

М.И. Цветаева – Е.Я. и В.Я. Эфрон

Самара, 15 июля 1911 г.

Дорогая Лиленька,

Вот мы и в Самаре. Уезжая из Москвы, я забыла длинное письмо к Вам. Если Андрей перешлет, Вы его получите. Сережа здоров и ужасно хорош. Привет всем. Целую Вас и Веру.

МЦ

Милая Лилюк и Вера! Как у вас сейчас в Кокте<беле>. Я страшно счастлив. Целую.

М.И. Цветаева – М.А. Волошину

Самара, 15-го июля 1911 г.

Милый Макс,

Эта открытка напоминает мне тебя и Theophile Gautier. Желаю тебе чувствовать себя т<а>к же хорошо, к<а>к я.

МЦ

<Рукой С. Эфрона:>

Милый Макс! Мы с Мариной часто вспоминаем твой Коктебель.

Целую, Сережа.

Кланяйся от нас Елене Оттобальдовне. Мы ей скоро напишем.

Марина постепенно начинает понимать, что ее любимый Сережа – это ребенок, о котором надо заботиться ввиду его слабого здоровья, опекать и оберегать…

М.И. Цветаева – Е.Я. Эфрон

<Июль 1911 г. Усень-Ивановский завод>

Дорогая Лиленька,

За неимением шоколада посылаю Вам картинку.

Сереженька здоров, пьет две бутылки кумыса в день, ест яйца во всех видах, много сидит, но пока еще не потолстел. У нас настоящая русская осень. Здесь много берез и сосен, небольшое озеро, мельница, речка. Утром Сережа занимается геометрией, потом мы читаем с ним франц<узскую> книгу Daudet для гимназии, в 12 завтрак, после завтрака гуляем, читаем…

Не забывает Марина написать и Волошину с благодарностью за судьбоносную встречу.

М.И. Цветаева – М.А. Волошину

Усень-Ивановский завод

26-го июля 1911 г.

Дорогой Макс,

Если бы ты знал, к<а>к я хорошо к тебе отношусь!

Ты такой удивительно-милый, ласковый, осторожный, внимательный. Я так любовалась тобой на вечере в Старом Крыму, – твоим участием к Олимпиаде Никитичне – твоей вечной готовностью помогать людям.

Не принимай всё это за комплименты, – я вовсе не считаю тебя какой-н<и>б<удь> ходячей добродетелью из общества взаимопомощи, – ты просто Макс, чудный, сказочный Медведюшка. Я тебе страшно благодарна за Коктебель, – pays de rе́demption[2], к<а>к называет его Аделаида Казимировна, и вообще за всё, что ты мне дал <…>

Один из главных вопросов, который встал перед юными влюбленными: где жить. Раз они решили не разлучаться… В письме к Волошину Цветаева жалуется на сестер Сергея, которые привыкли опекать брата и понятное дело – с настороженностью относятся к ней, так стремительно вторгнувшейся в сложившийся семейный уклад Эфронов.

М.И.Цветаева – М.А. Волошину

22-го сент. / 5-го окт. 1911 г. Москва

<…> Лиля серьезно больна, долгое время ей запрещали даже сидеть. Теперь ей немного лучше, но нужно еще очень беречься. Из-за этого наш план с Сережей жить вдвоем расстроился. Придется жить втроем, с Лилей, м<ожет> б<ыть> даже вчетвером, с Верой, к<отор>ая, кстати, приезжает сегодня с Людвигом. Не знаю, что выйдет из этого совместного житья, ведь Лиля всё еще считает Сережу за маленького. Я сама очень смотрю за его здоровьем, но когда будут следить еще Лиля с Верой, согласись – дело становится сложнее. Я бы очень хотела, чтобы Лиля уехала в Париж. Только не пиши ей об этом.

Сережа пока живет у нас. Папа приезжает наверное дней через 5. Ждем все (С<ережа>, Б<орис>, Ася и я) грандиозной истории из-за не совсем осторожного поведения. Наша квартира в 6-ом этаже, на Сивцевом-Вражке, в только что отстроенном доме. Прекрасные большие комнаты с итальянскими окнами. Все четыре отдельные.

И это пишет Марина, для которой еще совсем недавно книги – были всем… Характерно для ее настроения того времени стихотворение, где она поет настоящий гимн своему суженому и любви, которая теперь одна – на двоих. И название у стихотворения очень многозначительное – «На радость». Стоит отметить, что всю жизнь они были на «Вы». Такой высокий строй души…

Ждут нас пыльные дороги,

Шалаши на час

И звериные берлоги

И старинные чертоги…

Милый, милый, мы, как боги:

Целый мир для нас!

Всюду дома мы на свете,

Всe зовя своим.

В шалаше, где чинят сети,

На сияющем паркете…

Милый, милый, мы, как дети:

Целый мир двоим!

Солнце жжет, – на север с юга,

Или на луну!

Им очаг и бремя плуга,

Нам простор и зелень луга…

Милый, милый, друг у друга

Мы навек в плену!

Очень точно подметила Марина это сочетание – боги и дети. Здесь просится явная аллюзия – «Будьте как дети». Но ведь перед ними и вправду открыт рай. Все дороги мира!

В своем рассказе «Волшебница» Сергей Эфрон о Марине-Маре, о том впечатлении, которое она произвела на детей, появившись перед ними. Это, конечно, образ Марины его глазами.

«– Мара, – сказал я тихо, – я знаю, кто ты.

– Кто?

Ее блестящие глаза пристально взглянули в мои.

– Ты – волшебница. Правда, Женя?

– Правда!

– Догадались? Как я рада! Я сразу увидела, что вы меня поймете. Как же вы это узнали?

– Ты знакома с мальчиком-месяцем?

– Ты так легко ходишь!

– У тебя такие глаза, такое сердечко!

– И такие волосы.

– Ты по ночам не спишь, ты ничего не ешь, у тебя…

– Ты такая чудная!

– Мальчики мои! Ты, Кира, – золото, ты, Женя, – бриллиант! вы оба – аметистовые сердечки, как у меня на шее!

– А другие знают, что ты волшебница?

– Никто не знает.

– Даже Лена?

– И она не знает, – только вы, мои золотые, серебряные мальчики. Недаром у вас аквамариновые глаза. Это такой драгоценный камень цвета морской воды.

– Ты любишь море?

– Вы любите стихи, да? Ну, слушайте:

Пока огнями смеется бал,

Душа не уснет в покое.

Но имя Бог мне иное дал:

Морское оно, морское!

В круженье вальса, под нежный вздох

Забыть не могу тоски я.

Мечты иные мне подал Бог:

Морские они, морские!

Поет огнями манящий зал,

Поет и зовет, сверкая.

Но душу Бог мне иную дал

Морская она, морская!

Мара кончила. Имя морское, душа морская, – может быть, она русалка?

– Ты русалка, Мара?

– Я все – и волшебница, и русалка, и маленькая девочка,