litbaza книги онлайнРазная литератураПреступный разум: Судебный психиатр о маньяках, психопатах, убийцах и природе насилия - Тадж Нейтан

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 54
Перейти на страницу:
был покидать здание, я мог осмотреть его, только придя к нему лично.

Еще до прибытия Себа в тюрьму полтора месяца назад персоналу сообщили, что за ним необходимо установить тщательное наблюдение. Его психическое состояние вызывало такую тревогу, что судебно-психиатрическую экспертизу назначили, пока он находился под стражей в полиции. Себ не сопротивлялся полицейским при задержании, но создавалось впечатление, что его не беспокоит происходящее, он как будто не возражал против ареста. Еще более странным был его самодовольный вид. В полицейский участок вызвали медсестру и дежурного врача из местного отделения судебно-психиатрической экспертизы, но Себ отказался выйти из камеры, чтобы с ними говорить. В сопровождении полицейских врачи прошли в камеру для его осмотра, но Себ гнул свою линию: ему нечего сказать. Врачи, проконсультировавшись с коллегой, решили, что Себ не нуждается в госпитализации. Тем не менее его замкнутость, а также характер совершенного Себом преступления не позволили экспертам полностью исключить психиатрические проблемы. Себа арестовали по подозрению в убийстве собственной матери.

На следующее утро врач, который осматривал Себа в полицейском участке, позвонил тюремным психиатрам и рекомендовал по прибытии поместить его в медицинское крыло для дальнейшего наблюдения. Наблюдая за ним, полицейские и медсестры также понимали, что с Себом не все в порядке, хотя им было трудно объяснить, почему они так считают. Он держался от всех на расстоянии. Когда говорил, то использовал как можно меньше слов, чтобы добиться своего, в частности попросить иногда о чем-то конкретном, например принести чистые полотенца, но чаще всего – отказаться от предложенной помощи со стороны персонала. Он не хотел выходить из камеры, чтобы поесть или провести время в комнате отдыха. У него не было проблем со сном или едой, и хотя он избегал контактов, но не проявлял раздражения или агрессии, если с ним заговаривали. Пока не наступила вторая ночь.

Перед концом своей длинной смены одна из медсестер решила проведать Себа. Он оперся на раковину и смотрел на свое отражение в маленьком настенном зеркале. На первый взгляд ничего необычного. Позже, во время опроса, медсестра вспомнила: ей показалось немного странным, что он никак не отреагировал на ее присутствие. Но в тот момент она нашла этому разумное объяснение: он был погружен в собственные мысли. Стоя одной ногой в камере, медсестра попыталась привлечь внимание Себа, позвав его по имени. Все, что произошло потом, она уже плохо помнила. Видимо, он бросился к ней и, когда она собиралась выйти из камеры, обхватил ее шею рукой и потянул назад. Сотрудники тюремной больницы услышали ее крик и сигнал тревоги, который она успела включить, нажав красную кнопку рации на поясе. К счастью, от кабинета медсестер до камеры Себа было всего несколько шагов, но никто не ожидал, что Себ с такой силой будет сопротивляться попыткам убрать его руку с шеи медсестры. Прибывший на место происшествия охранник признался, что ему пришлось ударить Себа по голове, поэтому на лице Себа появились синяки. С помощью надзирателей, прибежавших из других отделений по сигналу тревоги, медсестру освободили, а Себа снова заперли в камере.

Особо буйных или опасных заключенных помещают в изолятор. Там установлены более жесткие ограничения и усилена охрана. Это современная версия карцера, который в викторианской тюрьме обычно располагался в подвале. Согласно современным правилам, для поддержания порядка и дисциплины в тюрьме непокорного заключенного можно перевести в изолятор. После попытки захвата заложницы в медицинском отделении Себа признали слишком опасным для содержания там, и поэтому, чтобы провести его экспертизу, мне пришлось идти в изолятор.

На осмотре меня должна была сопровождать ординатор. Я знал, что после проверки нам придется ждать сопровождающего в вестибюле тюрьмы, и в это время я не только рассказал своей ученице о случае Себа, но и подготовил ее к первому визиту в тюремный изолятор. Как постоянный посетитель этого места, я знал, что атмосфера в отделении совершенно непредсказуема; временами здесь стоит жутковатая тишина, но часто в изоляторе меня встречала какофония криков, воплей, воя и ударов, которые нервировали еще больше, потому что источники этих звуков находились вне поля зрения. Единственная возможность для обитателей мрачных одиночных камер пообщаться со своими товарищами по заключению лицом к лицу предоставлялась в небольшие отрезки времени, отведенные для упражнений в индивидуальных зарешеченных коридорах, тянущихся снаружи вдоль половины здания. В остальные часы общение происходит в основном посредством беспорядочных криков через центральное пространство отделения. Иногда это приветствия по случаю прибытия приятеля, а иногда угрозы тем, кто не входит в местную компанию. Кроме того, внимание обитателей изолятора могли привлечь и надзиратели: либо их просили о чем-то, либо им угрожали.

Посетители часто вызывают переполох. Раньше я удивлялся, каким образом заключенные, которые со мной знакомы, определяют, когда я появляюсь в отделении, несмотря на плотно закрытые двери и смотровые оконца. Стоило мне пройти мимо их двери, как они выкрикивали: «Доктор Нейтан, подойдите на минутку, мне нужно с вами поговорить». Позже я понял, что они подглядывают через узкую щель между тяжелой металлической дверью и косяком. Когда о присутствии врача узнавали другие заключенные, они кричали, что больны и им срочно нужно ко мне. Некоторым, вероятно, и впрямь требовалась медицинская помощь. Большинство же страдали в изоляции и жаждали любого общения. Как правило, призывы стихали, как только я двигался дальше, или переходили в мольбы и угрозы, как будто существование других людей напоминало заключенным о собственных желаниях и обидах. В тот день, проходя по отделению, я предупредил ординатора, что она может стать объектом оскорблений со стороны заключенных, презирающих женщин.

Как обычно, наше появление взбудоражило обитателей изолятора. Ординатор держалась рядом со мной, пока мы шли к двум беседующим надзирателям, пост которых находился чуть дальше на широкой центральной площадке. Я увидел, как она вздрогнула от неожиданного стука и пронзительного нецензурного окрика, когда мы проходили мимо двери одной камеры. Надзиратели, которых я уже знал по предыдущим посещениям этого блока, догадались, что я пришел навестить Себа, и провели нас в небольшой кабинет, где мы могли поговорить спокойно, не опасаясь других заключенных.

Как только мы вчетвером втиснулись в эту редко используемую комнату, надзиратели рассказали, насколько их удивило, что Себ не проявляет никакого желания покинуть изолятор. Пока это было невозможно. Но Себу объяснили, какого прогресса он должен был добиться, чтобы его перевели. И тогда он заявил, что перемещать его никуда не следует. Присутствовавший при этом надзиратель почувствовал в его уверенном тоне скрытую угрозу.

Себ находился под строжайшим контролем. Всем обитателям изолятора разрешается выходить из камер по одному, но камеру особо опасных преступников, таких как Себ, должны открывать как минимум три охранника. Эту меру предосторожности ввели после того, как Себ попытался захватить заложника. Меня озадачило, что этот порядок сохраняли так долго, и я спросил почему. Старший по смене объяснил: сначала требования по надзору за Себом ослабили, разрешив ему выходить из камеры, но через сутки появились основания для повторного введения жестких мер, хотя и не из-за агрессии или угроз. Надзиратель открыл дверь камеры, чтобы отвести Себа в душ, и, когда Себ шел по просторному вестибюлю между своей камерой и душевой, он вдруг остановился и пристально посмотрел на надзирателя. Тот твердо приказал Себу идти дальше. Он так и сделал, но, учитывая инцидент в медицинском отделении, после этого странного и необъяснимого поведения ввели дополнительные меры предосторожности, и Себа снова стали выпускать только три надзирателя одновременно. Оценить риск было сложно, поскольку медсестрам и врачу, посещавшим Себа в изоляторе, не удалось его разговорить и что-либо узнать по поводу первого инцидента.

Я привык заниматься пациентами в специальной комнате для экспертизы. Ее основное назначение – официальный разбор недавних проступков заключенных, но, пока комната не использовалась, она служила относительно безопасным местом для беседы с заключенными, находящимися в изоляторе. Заключенный сидел на стуле, соединенном стальным кронштейном с прочным столом, который, в свою очередь, был надежно прикреплен к полу, а его ширина не позволяла разъяренному заключенному наброситься на надзирателя или на меня, сидящих на незакрепленных стульях напротив него, или на начальника тюрьмы, сидящего в торце. По углам в одной стене было две двери, через одну впускали заключенного, а через другую входил начальник тюрьмы – так они всегда находились далеко друг от друга. Я спросил, нельзя ли начать беседу с Себом в камере, а потом, если он сможет спокойно сосредоточиться, перевести его в комнату для экспертизы, которая больше подходит для клинического осмотра. Надзиратели согласились при условии, что окошко в двери будет открыто и они смогут пристально наблюдать за нами снаружи.

Однако

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 54
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?