– Поверю, если скажешь мне… – Алтуфьев снова сел за стол. – Почему ты не съела свою половинку?

– Так ведь я уж говорила, Михаил Федорович позвал завтрак подавать, а потом, потом… два мертвяка в доме, уж не до пирожного было. Я за кучером, за Савоськой, кинулась, чтобы в полицию мчался, сообщить. Из дому-то вышла, а назад входить боюсь. Так и простояла до приезда жандармов. Это они меня в дом и затащили, я упиралась, так они силком, морды-то здоровые…

– С жандармами все понятно, – кивнул следователь, – меня другое интересует. Ты когда на улицу выбежала, чтобы за полицией послать, далеко от дома отошла?

– Нет, коляска-то у самого парадного стояла, я и крикнула кучеру, мол, гони в полицию, Михаила Федоровича убили.

– А после того как кучер уехал, ты где была?

– Ну где? Возле двери…

– Возле двери… – повторил за горничной Алтуфьев и удовлетворенно кивнул, – это хорошо, что возле двери. Значит, сможешь мне сказать, кто в дом входил?

– В какой дом?

– Ты дурака не валяй – «в какой дом»! – позабыл про всякую вежливость и предупредительность следователь. – В дом Скворчанского!

– Никто не входил! – мотнула головой Канурова.

– Тогда, может быть, кто-то выходил? – спросил тихо следователь.

– А кто может выходить? Ведь в доме, кроме двух покойников, никого не было…

– В доме никого не было… Никто не входил, не выходил… и вот совсем мне непонятно, куда делось тело Михаила Федоровича?

– Вот хоть убейте меня – не знаю! – выпалила Канурова. – Когда из дому выбегала, он за столом сидел, лицом в пирожных, а кухарка на кухне лежала. А когда вошла с жандармами, то кухарка на месте, а Михаила Федоровича нету… Может быть, его черным ходом вынесли…

– Черным ходом? Нет, не получается! Черный ход был заперт изнутри, – проговорил в раздумье следователь. – Если ты, конечно, не вошла в дом и не заперла его…

– Да вот вам крест святой, не входила… – Горничная хотела вскочить, но Алтуфьев вялым взмахом руки остановил ее.

– Сиди! – И со вздохом добавил: – Придется мне тебя, Варвара, задержать. Посидишь у нас в арестантской комнате, пока мы тут не разберемся что к чему, и, главное, куда городской голова делся.



Глава 2

Разговор следователя с прокурором

– Ну, что там у нас с делом Скворчанского? – прокурор Евграф Иванович Клевцов, упитанный жидковолосый мужчина ближе к пятидесяти, снял золотое пенсне, помассировал пальцами переносицу и устало посмотрел на Алтуфьева. Они сидели в кабинете прокурора.

– Дело темное, – со вздохом проговорил следователь и, приподнявшись, передвинул стул ближе к столу.

– И это все, что вы мне можете сказать? – слегка повел головой прокурор. Он был недоволен.

– Пока – да, – виновато улыбнулся следователь.

– Расскажите мне обстоятельства этого дела, а то я их, стыдно сказать, до сих пор не знаю. Все как-то недосуг было.

– Первого июня, в пятницу, посыльный из кондитерской «Итальянские сладости» принес в дом Скворчанского бисквиты. По словам горничной, в пакете, когда они вместе с кухаркой его развернули, оказалось одно лишнее пирожное. Должно быть двенадцать, а их было тринадцать. Кухарка предложила лишнее пирожное разрезать и съесть. Что они и сделали, вернее только кухарка… – поправился следователь.

– Почему? – усаживаясь поудобнее на стуле, поинтересовался прокурор.

– Со слов горничной, она не успела, потому что хозяин Михаил Федорович Скворчанский позвал ее подавать завтрак, – пояснил следователь. – Горничная отнесла хозяину завтрак, он состоял из чая и тех самых бисквитов. Когда же вернулась на кухню, то нашла кухарку на полу. У той были конвульсии. На глазах горничной она скончалась. Горничная побежала доложить Скворчанскому, но тот уже успел попробовать бисквиты и был мертв.

– Установлено, что за яд? – спросил прокурор.

– Пока нет, наш доктор в затруднении. Говорит, что с такой отравой сталкивается впервые. Но обещает, что постарается выяснить.

– Ясно. Что дальше?

– Канурова кинулась к кучеру Савоське, коляска которого стояла у входа в ожидании дальнейших распоряжений, и отправила того в полицию. Сама осталась стоять на улице у дверей, в дом не входила. Боялась. Когда приехала полиция, а это произошло через пятнадцать, ну, может, двадцать минут, то тело Скворчанского в доме не нашли…

– Что значит не нашли?! А куда оно делось? – вопросительно выставил вперед левую руку прокурор и недоверчиво глянул водянистыми глазами на Алтуфьева.

– Пропало!

– А эта… кухарка?

– Лежала на кухне мертвая.

– А Скворчанский пропал… Так-так… Что по этому поводу говорит горничная?

– Говорит, пока стояла у дверей, в дом никто не входил и не выходил…

– Может быть, она куда-то отлучалась? – с сомнением в голосе спросил прокурор. Не нравилось ему это необъяснимое исчезновение, он любил ясность и простоту.

– Я спрашивал. Говорит, что так и простояла до приезда полиции на одном месте точно заколдованная.

– А черный ход? – с надеждой в голосе воскликнул прокурор. – Там ведь есть черный ход?

– Есть. Когда прибыла полиция, он был заперт. Заложен на засов, – ни к кому не обращаясь, тихо проговорил прокурор. – Значит, если бы кто-то воспользовался этим ходом, то мы бы знали… А может быть… может, горничная все-таки входила в дом и закрыла черный ход? – цеплялся Клевцов за всякие соломинки.

– Нет! – топил его инициативу Алтуфьев. – Как показывают свидетели, она все время стояла у дверей.

– А этому есть свидетели?

– Мелочная лавка напротив дома Скворчанского. Приказчик, который там служит, все хорошо видел. У него как раз, по утренней причине, не было покупателей, и он от нечего делать смотрел в окно.

– Получается, в дом никто не входил и не выходил, а тело Скворчанского пропало?

– К сожалению, это так, – кивнул Алтуфьев.

– Да, действительно, дело темное, – с некоторой долей обреченности в голосе проговорил прокурор. Ему не хотелось соглашаться со следователем, однако другого выхода не было. – Вы кого-нибудь подозреваете?

– Горничную! – Следователь почесал правую бровь. Кто хорошо был знаком с Алтуфьевым, знал, что этим жестом он обычно обозначал очевидный факт – конечно же горничная, кто же, кроме нее, и если собеседник этого не понимает, то… Дальше следовала снисходительная улыбка.

– Думаете, это она отравила бисквиты?

– Пока ничего не могу утверждать, но уверен, горничная что-то знает, возможно, то, куда делось тело Скворчанского. Ведь не могло же оно в самом деле испариться.

– Вы допрашивали Джотто, ведь это его бисквитами отравился голова?

– Еще нет, не допрашивал… – ответил, слегка запнувшись, следователь.

– Почему? – искренне удивился прокурор.

– Присматриваемся. Установили за ним наблюдение. Но если говорить начистоту, Джотто смерть Скворчанского невыгодна.

– Почему вы так решили?

– Всем известно – у итальянца была чуть ли не война с другими кондитерами, а