его источник: по залу кружила огромная зелено-золотая навозная муха, занесенная сквозняком через на мгновение открывшуюся дверь. Обезумев, она гудела и металась среди бюстов императоров, сенаторов, героев. Пролетая мимо полузакрытых жалюзи по нотному стану солнечных линий, муха становилась то видимой, то невидимой, то видимой, то невидимой, сопровождая свой полет нескончаемой и бессмысленной арией.

Боян, наблюдавший за ее эскападами, почувствовал, что Майя коснулась его руки. В одной из витрин, мимо которых они проходили, стоял огромный красный глиняный сосуд в форме фаллоса.

— Мммммм, — прошептала Майя. — Вот это да… Как ты думаешь, им пользовались?

— Это предмет культа, — сказал Боян и, улыбнувшись, добавил. — Не то, что ты думаешь. Просто символ.

Майя открыла тетрадку, чтобы что-то записать. Через какое-то время они увидели большие каменные плиты с надписями. На них повторялся один и тот же рисунок: молодой человек во фригийском колпаке, которому помогают собака, ворон, змея и скорпион, наносит удар ножом в шею быка.

— Надо будет спросить кого-нибудь с кафедры классических языков. Чтобы прочитать эти тексты, нужен специалист.

— Насколько я понимаю, обычные посвящения. «Люций Корнелий, подданный великого кесаря Августа, воздвиг этот памятник…»

— Эй, а это что? — удивилась Майя, глядя на рисунок с боковой стороны памятника.

Там был изображен необычный знак.

— Спроси у специалистов, — посоветовал Боян, — но не думаю, что они тебе что-то разъяснят.

На камне была вырезана латинская буква V, на ней крест и еще две линии, пересекавшиеся под острым углом.

— Голова быка? — спросила Майя, перерисовывая знак себе в тетрадку. — Края горизонтальной линии креста похожи на глаза. Какое отношение имеет митраизм к христианству?

— Ну, как же, — проговорил Боян. — Эти две религии боролись за господство в Риме. Когда христианство победило, где-то в середине четвертого века, христианская церковь сделала 25 декабря своим праздником именно для того, чтобы вытеснить мистерии Митры, которые происходили в то же время.

— Почему двадцать пятого декабря?

— Это период зимнего солнцестояния. Созвездие Девы над полуночным горизонтом. В любом случае совершенно очевидно, что имел место обмен знаками и символами с обеих сторон.

— Это становится интересным, — заметила Майя. — Получится хороший доклад. Ты мне поможешь, ладно?

— Если будешь хорошо себя вести, — отшутился Боян. — Зависит от тебя.

— Только без шантажа, — сказала Майя.

Когда они вышли на улицу, солнце пекло уже не так сильно, но воздух стал гуще и тяжелее; на узкие улочки Старого базара опустилась зыбкая мгла. Прохожих заметно прибавилось — все было не таким, как когда они шли в музей. Семьи с множеством детей останавливались у витрин, входили в магазины, выходили, неся пакеты с купленными товарами, о чем-то споря и пересчитывая деньги — сколько же было потрачено на покупки. Продавцы перекрикивались через улицу, из чайных выбегали мальчики, неся на мельхиоровых подносах стаканы с чаем. Шум, движение, пестрота — мистерия исключительности этой части города пропала.

— Купи мне мороженое, — заискивающе попросила Майя. — Я хочу съесть мороженое на улице.

— Имей в виду, что я — безработный археолог, и мой бюджет на непредвиденные расходы ограничен. Кроме того, мы — в общественном месте, а то, как ты лижешь мороженое, выглядит просто неприлично. Твои развратные движения языком — страшный удар по нормам морали и нравственности. Подумай о молодом поколении!

— Ты лицемер! На самом деле запреты такого рода всегда только раскрывают потаенные желания тех, кто запрещает. А потом…

— Эй! — вдруг крикнул кому-то Боян. — Теперь не узнаешь меня, а?

— Узнаю, — отозвался, вынырнув из толпы, продавец сигарет. — Конечно, мы знакомы, как я могу сказать, что незнакомы. Знакомы…

Он переминался с ноги на ногу, нарочито сильно выворачивая и подволакивая свою более короткую ногу, тем самым показывая, что ему неудобно стоять здесь — посередине улицы в компании Бояна и Майи под любопытными взглядами окружающих.

— Ты что, снова в беде? — спросил Боян.

— Я всегда в беде, — ответил тот. — Бедный человек всегда в беде.

— Теперь ты уже без сигарет, — сказал Боян.

Цыган нервно оглянулся. Его черные глаза бегали, как тараканы, упавшие в белую фарфоровую тарелку, из которой им никак не удается выбраться.

— За тобой кто-то гонится?

— Никто за мной не гонится, — сказал Максуд, озираясь по сторонам. — Никто за мной не гонится, но тут нам стоять не годится. Давай встретимся в другом месте.

— Зачем?

— У меня для тебя кое-что есть.

— Что-то нашел?

— Сейчас говорить не могу, — сказал Максуд, вытягивая шею и неестественно поднимая голову, словно пытаясь разглядеть что-то над головами прохожих. — Времени нет. Приходи завтра вечером в крепость. Пока.

И он исчез в толпе.

— Это…

— Да, — пробормотал Боян, — тот тип с египетской пластинкой.

— Мне он не понравился. Такое впечатление, что он чего-то ужасно боится.

— Он что-то знает, — сказал Боян. — Я уверен, что он открыл что-то важное и ценное.

Они пошли дальше по улице, где были ювелирные магазины, а потом, пройдя мимо чайной на углу, свернули в проулок, вымощенный старыми каменными плитами.

У стены, когда-то сложенной из круглых речных камней и кусков черепицы, рядом с выставленными на продажу метлами, на плетеном стуле сидел пожилой мужчина в черных очках. Его осанка выказывала самоуверенность — он держался так, словно сидел на троне, а не на шатком стуле у полуразрушенной стены.

— Посмотри на его ботинки, — прошептала Майя.

На ногах у сидящего человека были огромные белые туфли, словно позаимствованные из киношного реквизита двадцатых годов, с черными треугольниками из лакированной кожи по бокам — он вытянул ноги в сторону прохожих, будто желая подчеркнуть свою исключительность. У мужчины была яйцевидная голова с коротко подстриженными волосами, а белая вязаная шапочка на темени выдавала его принадлежность к мусульманам. Лицо у него было спокойным — на нем не отражалось происходящее вокруг. Из соседней чайной вышел мальчик с чашкой чая в руках, подошел к человеку в черных очках, наклонился к нему, что-то прошептал на ухо и вложил чашку в руку.

— Он слепой, — сказала Майя.

В тот момент совсем близко от сидящего человека остановились две женщины, увлеченные разговором; лицо мужчины внезапно резко преобразилось — приобрело злой вид, и он что-то гневно прошипел. Женщины мгновенно встрепенулись, в страхе посмотрели на черные очки и белые туфли и быстро пошли прочь, поплевывая через плечо, чтобы уберечься от сглаза.

Лицо сидящего опять приобрело спокойное выражение.

— Здесь есть странные, опасные люди, — задумчиво заметил Боян.

— А мороженое?! — напомнила Бояну Майя. — Ты забыл. Я же сказала, что хочу мороженое.

Они остановились перед уличным торговцем, который скучал рядом со своим морозильным ларем, прячущимся в тени под желто-оранжевым зонтиком.

— Какое хочешь? — спросил Боян.

Майя