С таким же большим презрением относились простые люди и к рабам. Здесь мы можем сослаться на апостола Павла. В своих посланиях к христианам он постоянно подчеркивал через отрицание фундаментальное различие между свободными и рабами в обществе; эти повторения показывают, что люди тяжело расставались со своими взглядами (он настоятельно убеждал господ относиться к своим рабам с меньшим предубеждением), но часто не достигали цели. Другой пример пропасти между свободнорожденными и рабами мы находим в «Золотом осле» Апулея: превращение Луция в осла, а затем снова в человека можно понимать как аллегорический переход от свободы к рабству и снова к свободе; все его приключения показывают жалкую участь рабов – презираемых, неполноценных людей.

А вот с другим предрассудком – недоверием к торговцам – следует разобраться. Как правило, элита считала торговцев жуликами и обманщиками. Разделяли ли простые люди это мнение? В послании к филиппийцам Павел часто употреблял глаголы, связанные с торговлей, – «считать» и «менять», т. е. он прекрасно понимал, к какой среде он обращался со своими проповедями. Этот лексикон не только указывал на прошлое Павла как торгового человека, но и означал, что его слушатели существовали в этом мире торговли и обмена товарами и деньгами и воспринимали его вполне естественно. В этой же среде жила и женщина из города Фиатир по имени Лидия, торговавшая багряницей (порфирами), и к ней тоже не было негативного отношения. Сами же торговцы очень гордились своими успехами, как, например, этот купец, ездивший в дальние страны: «Если не трудно тебе, прохожий, остановись и прочти это [эпитафию]. Часто ходил я в дальние моря на быстроходном судне и побывал во многих странах. Здесь нашел я свой конец, назначенный мне Фортуной при моем рождении. Здесь сложил я с себя все мои заботы и труды. Уже не страшусь я ни звезд, ни бури, ни дикого моря, не боюсь, что расходы превысят мои доходы» (CIL 9.60, Бриндизи, Италия).

А помимо купцов-путешественников были еще и местные торговцы, которые разъезжали только по своей округе, торгуя товарами местного производства либо покупая их оптом и развозя по местным рынкам. Из надгробных надписей видно, что, в отличие от элиты, торговцы вовсе не считали себя жуликами и мошенниками. Луций Нерусий Митр, купец из маленького города, написал о себе: «Я продавал товары в пользование людям, повсюду хвалили мою честность, жизнь [моя] была хорошей… Я всегда платил налоги, был честным со всеми, с кем приходилось иметь дело. По мере сил я помогал всем, кто нуждался в помощи. Мои друзья с уважением относились ко мне…» (CIL 9.4796, Весковио, Италия).

Прецилий, аргентарий, т. е. меняла из Сирты, следовательно, член финансовой группы купцов, к которым относились с огромным недоверием, отмечал, что он всегда пользовался доверием своих клиентов, всегда был честным и добрым: «Здесь [лежу] я, безмолвный, рассказываю о своей жизни в стихах. Обо мне шла хорошая слава, я был богат и процветал. Прецилий по имени, родом из Сирты, я был опытным менялой. Я был известен своей честностью и преданностью к правде; был вежлив со всеми людьми, и разве я кому не помог в беде? Я всегда был весел и гостеприимен к моим друзьям; но жизнь моя изменилась после смерти моей добродетельной Валерии. Я всей душой наслаждался счастьем священного брака; я отметил множество дней рождения с достоинством и радостью; но пришел последний день, когда дух покинул мое измученное тело. Как того желала Фортуна, при жизни я заработал звания, которые вы [здесь] читаете. Она никогда не покидала меня. Следуйте моему примеру; я жду вас! Приходите» (CIL 8.7156, Константина, Алжир).

Понятно, что купцы не видели ничего дурного в том, что стремились к выгоде, и благодарили за нее бога: «Посвящено за три дня перед первым июня в консульство Декстера (во второй раз) и Фуска. Богу Меркурию, могущественному покровителю торговли и защитнику доходов. Гай Гемелий Валериан, сын Гая из Уфентинской трибы, член правления четырех человек с полицейскими полномочиями, судебный префект, с Цилонией Секундой, женой его, и Валерией и Варелианом Секундой, детьми его. Он поставил это [надгробие] во исполнение обета и освятил его на месте, разрешенном городским советом» (CIL 5.6596 = ILS 3199, Фонтанетто-По, Италия).

Таким образом, купцы считали себя достойными членами общества. Разумеется, порой случались и ссоры, и споры, но данные из «Сонника» Артемидора и других источников согласуются с положительным впечатлением Павла об отношениях людей с торговцами. И в «Золотом осле» Апулея, и в «Сатириконе» Петрония они показаны как достойные люди, не запятнавшие себя бесчестностью и позором.

Точно так же мы не находим указаний на презрительное отношение простых людей к ремесленникам – в отличие от аристократов, в частности Цицерона, который говорил: «Все ремесленники занимаются презренным трудом, в мастерской не может быть ничего благородного» (Об обязанностях, 1.42.15). Из биографических сведений об отце литературы Лукиане Самосатском видно, как относились простые люди к ремеслам. Отец Лукиана хотел, чтобы сын приобрел хотя бы начальное образование, но затем думал отдать его в подмастерья брату своей жены, ваятелю, чтобы тот научил его своему искусству. Правда, обучение Лукиана было недолгим, но это не отрицает того факта, что отец считал мастерство достойным занятием. Семья Лукиана не стыдилась своего дела. Да и сам Лукиан думал научиться какому-нибудь ремеслу, пока однажды во сне к нему не явилась Образованность и не убедила его, что заниматься этим вульгарно, после чего он начал обучаться искусству риторики.

Еще одно подтверждение гордости за свою профессию, правда с оттенком скорби, выражено в надгробной надписи, сделанной Виреем Виталием Максимом. Он усыновил Вирея Виталия, «мальчика, не имевшего себе равных в призвании к мастерству», обучил его своему ремеслу и надеялся, что тот продолжит его дело и будет ему опорой в старости. И в «Толковании снов» Артемидора, и в труде Дорофея Си-донского «Кармен астрологикум», где упоминаются различные ремесла и связанные с ними ситуации, нет ни малейшего намека на презрительное отношение к ремесленникам.

Таким образом, простые люди относились к ремесленникам и торговцам без всякого предубеждения. Во множестве эпитафий указывается профессия или занятие усопшего. Очевидно, что он и сам ощущал себя прежде всего мастером в своей профессии, ибо 98 % эпитафий составлены либо самим человеком при его жизни, либо членами его семьи, и крайне редко такими же, как он, – мастеровыми или патронами. Представители аристократии, разумеется, не указывали своих занятий, поскольку это было ниже их достоинства; однако все остальные – свободные, вольноотпущенники и рабы – не упускали случая упомянуть об этом. Значит, одним из отличительных признаков мировоззрения простого человека (и всех, кто не принадлежал к элите) было уважительное отношение к работе. Здесь кроется самое резкое различие между взглядами элиты и простых людей. В самом деле, именно презрительным отношением элиты к людям физического труда и торговцам объясняется их «невидимость», ибо они лишь изредка и мельком упоминаются в литературных и прочих трудах. Мы должны решительно отказаться от представления, что в древнеримском мире не ценили работу; высокомерие элиты по отношению к работе не распространялось на большинство населения империи.