— Если ты имеешь в виду парня, который только что пытался убить меня взглядом, то да.

Я отступила назад и сделала глубокий вдох, проводя пальцами по своим кудрям, смущение залило мои щеки.

— Если твоей целью было заставить своего парня ревновать, то я бы сказал, что это был огромный успех. — Он ухмыльнулся, его губы блестели от нашего поцелуя. Боже, я была такой идиоткой.

— Он не мой парень. — Я вытерла нижнюю губу, прежде чем выпрямиться, отчаянно пытаясь показать только непоколебимую уверенность. — Послушай, парень с бочонком. Если увидишь меня на улице или пройдешь мимо меня в толпе, сделай вид, что этого никогда не было. Хорошо?

— Конечно.

— Отлично. — Я положила ладонь ему на грудь. — А теперь иди и напейся, как все эти незрелые засранцы. — Потом повернулась к нему спиной и прикоснулась к нижней губе, где все еще чувствовала наш поцелуй, пробуя его на вкус. В своей жизни я наделала много глупостей, но поцелуй с совершенно незнакомым человеком и то, что он мне понравился, был на первом месте в моем списке. Его поцелуй пронзил мой позвоночник иголками, мой живот трепетал от волнения, которого я никогда раньше не испытывала.

Я провела пальцем от одного уголка рта к другому. Аромат красного перца, мускатного ореха и пачули все еще пьянил мои чувства. Bleu de Chanel. Я узнала бы этот аромат где угодно. Он был моим любимым. Однажды я купила его для Окли в качестве рождественского подарка, но он так и не использовал его.

Неблагодарный сукин сын.

Потребовалось несколько секунд, чтобы туман рассеялся в моей голове, и я осознала, что только что сделала. Мне так отчаянно хотелось уйти от Окли и скрыть от него свои раны, что прибегла к поцелую с другим парнем. Блядь. Последнее, что я хотела сделать, это подлить масла в огонь и без того бушующей ревности Окли. Это была его единственная слабость, ревность, над которой он часто терял контроль.

Я вернулась в толпу, больше не чувствуя необходимости выбегать за дверь. Как и многие из наших гостей, которые сейчас глазели на меня, Окли видел, как я целуюсь с другим парнем. Его эго ни за что не позволило бы ему приблизиться ко мне сейчас, рискуя показаться ревнивым бывшим. Мы оба знали, насколько жестокой была светская жизнь, насколько жестокими могли быть эти богатые спортсмены и дебютанты. Достаточно было произвести одно неверное впечатление, и тебя раздерут на части.

Но не меня. Не сегодня. И уж точно не мой бывший парень, который, если верить слухам, не мог удержать свой член в штанах.

Конечно, мы расстались из-за слухов, и я была на этих эмоциональных американских горках достаточное количество раз, чтобы знать, что там, где дым, там, блядь, точно бушует огонь.

Мимо проходили две девушки с подносом, на котором лежали желе-шот. Я схватила два и проглотила их, не сделав ни единого вдоха. Брюнетка, у которой явно был неправильный оттенок помады, подняла бровь в мою сторону. Я прищурила на нее глаза.

— Эй, это мой дом, а значит, эти желе-шот, — я схватила еще один, — тоже мои.

Затем повернулась на каблуке, юбка моего платья покачивалась, когда я виляла задницей. Боже, эта ночь не должна была стать эпической катастрофой.

— Кто-нибудь может сказать мне, что, черт возьми, здесь происходит?

Я замерла.

— Все убирайтесь к чертовой матери из моего дома!

Я медленно повернулась лицом к отцу, его глаза были почти черными, а щеки пылали от ярости.

Да. Это была эпическая катастрофа, все верно.

ГЛАВА 2

Сиенна

В тот момент, когда я открыла глаза, первая мысль, которая пришла мне в голову, была о том, что это был день, которого сатана ждал с тех пор, как он заставил эту шлюху пересечься с моим отцом. Это был день свадьбы моего отца с сучкой-золотоискательницей из моего самого страшного кошмара. Эленор глубоко вонзила свои когти в яйца моего папули, превратив этого сильного, уверенного в себе мужчину в своего проклятого влюбленного щенка. Все, чего хотела Эленор, она получала — в том числе спихивание меня и моих братьев вниз по иерархии Уитлоков. Она была единственной, кто, блядь, улыбался в тот день, когда Спенсер уехал. И когда он сел в машину и выехал за ворота, она посмотрела на нас с Сайласом, словно говоря: «Вы следующие, дьявольское отродье».

— Ухх, — простонала я, кладя подушку на лицо, желая, чтобы какое-нибудь стихийное бедствие обрушилось на Атертон и заставило нас отменить весь этот чертов день. Сильное землетрясение или нашествие саранчи точно сработали бы.

В дверь постучали, и я снова застонала.

— Клянусь Богом, Сайлас. Еще, блядь, слишком рано.

— Это не Сайлас.

Я подскочила.

— Спенсер?

— Открой дверь, ладно?

— Вот дерьмо! — Я вскочила с кровати, споткнувшись о платье и туфли, которые были на мне вчера вечером. Хотя смутно помнила, что надевала пижаму перед тем, как лечь спать.

Я распахнула дверь и уставилась прямо в прищуренные глаза Спенсера.

— Тяжелая ночь?

— Если под тяжелой ты подразумеваешь временную потерю памяти, то да. — Я поднялась на носочки и обхватила его руками, обнимая изо всех сил. — Ты даже не представляешь, как я по тебе скучала.

— Я тоже по тебе скучал.

— Надолго ты останешься?

— Пока папа и Эленор не вернутся из медового месяца. — Спенсер отстранился и посмотрел на мою светло-розовую пижаму, нахмурившись. — Ты забыла о том, что папа хотел, чтобы мы все вместе позавтракали сегодня утром?

— Я не забыла.

— Тогда почему ты еще не одета?

Я отступила назад и провела пальцами по своим спутанным волосам.

— Я хочу модно опоздать, не пойдя.

Он оглядел мою комнату, вероятно, думая о том, какой там беспорядок.

— Ты не сказала мне, что вы с Окли расстались.

Я пожала плечами.

— В этом нет ничего особенного.

Брат уставился на меня своими зелеными глазами в обрамлении темных ресниц, как будто мог видеть ложь насквозь.

— Ты уверена?

— Да, уверена. Кроме того, ты ненавидел этого парня. Так что должен быть рад.

— То, что я ненавидел парня, не означает, что я не против того, что он разбил сердце моей сестры.

— Я в порядке, обещаю. Кроме того, мне бы не хотелось говорить об этом в тот день, когда наша семья должна превратиться в ад.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты будешь вести себя хорошо сегодня.

— Конечно, буду. — Я показала на черное платье, покрытое черным кружевом сверху донизу. — Я