на тех тёток, которые торгуют на вокзале пирожками. Почему ей тогда пришло в голову именно такое сравнение, спрашивала она потом себя. Потом воспоминания казались малозначительными, как будто происходящее не касалось её.

– Мама, тебе же в школу третьего августа, что происходит здесь? – Наташа не могла поверить, что после смерти отца мама не образумится, – ты же не такая, мама, ты же интеллигентная женщина?

– Марш к себе в комнату! – прикрикнула Вероника Анатольевна, – как ты с матерью разговариваешь?

– А знаешь, кем вас называют? – не унималась Наташа, – семья алкашей, так мне и сказали!

– Вот люди, – покачал головой Иван Карпович, – у людей горе, сын умер… – он весь сжался и закрыл руками красное лицо, – Наташенька, зачем же так…

– Что вы, ей плачетесь, папа, – Вероника Анатольевна взяла сумку дочери, отнесла в её комнату и крикнула из глубины квартиры, – иди к себе, хватит языком чесать. Чё, взрослая стала?

Наташа стояла в растерянности и не знала, как себе вести, что делать дальше. В свои четырнадцать лет она впервые задумалась о том, что ей придётся в скором времени самой заботиться о себе.

За столом раскисал, как густой кисель Иван Карпович, в комнате кричала мама. Сердце девочки билось, как у загнанного в угол зверя, и она почувствовала, что во рту пересохло. Сгребая в охапку лимонад и пирожки, она направилась в свою комнату и, закрыв за собой дверь, открыла окно. Села на подоконник, откусила от пирожка, который был с капустой. Такие же пекла бабушка Евдокия Васильевна. От нахлынувших воспоминаний, Наташа закрыла глаза и заплакала.

– Наташка!!! – крикнула ей снизу Азиза, лучшая поруга, – ты чего там, плачешь что ли?

– Зизка! – Наташа быстро вытерла слёзы и помахала ей, – я только что из лагеря!

– Так выходи!

– Сейчас, погоди, только переоденусь!

Быстро нацепив на себя трикотажную майку и джинсовые шортики, она выскочила из дому. Подружки долго обнимались, Наташе всегда было легко с Азизой, она имела талант делать людей счастливыми. Вот и сейчас, встретившись с подругой, Наташа почувствовала небольшое облегчение из-за обиды на мать и дедушку, которые не сообщили о смерти отца.

– Ты знаешь, – серьёзно начала Наташа, – мои совсем уже… пока я была в лагере, папа умер…

– Наташа! – Азиза прижала руку ко рту, – я и не знала, бедная моя.

– А они… они ничего не сказали мне, от соседки узнала, а ещё мать называется…

– Я понимаю, – кивнула Азиза, – ну, успокойся, не плачь… пошли ко мне, Нугманчик приехал, такой здоровенный стал, не узнаешь.

– Ну… я не знаю, – пожала плечами Наташа, но после недолгих уговоров подруги согласилась, – пошли. Поговорим, я знаю, мне станет легче, так всегда было.

– Ну, вот, – обняла её Азиза, – наконец-то, ты теперь это признала, – она поцеловала подругу в щёку, – идём, а вечером Нугман отвезёт тебя домой.

Они взялись за руки и направились в сторону дома, где жила семья Ахмедовых. Азиза любимица отца, ещё в конце восьмидесятых семья их была зажиточной. Отец Азизы, Ахмед Алиевич, работал директором базы мясокомбината, а мать директором Дома Быта в самом центре города. Потом через год, Наташа будет именно там начинать работать, Мадина Магометовна оказалась не просто очень доброй и понимающей женщиной, она с радостью помогла Наташе, когда та пришла устраиваться на работу, учеником закройщика. Тогда девушка получала копейки, но многому научилась и была рада и тем крохам, что могла заработать в свои пятнадцать лет.

Когда они устроились на уютной лоджии дома Ахмедовых, Наташа ощущала себя такой счастливой.

– Вот были бы мы сёстрами, – мечтательно протянула Азиза, и словно читая мысли подруги, спросила:– Что с твоими родителями стало, ничего не могу понять, прости, наверное, не нужно говорить об этом, – она взяла подругу за руку.

– Тебе можно, – вздохнула Наташа. – А так, знаешь как обидно, когда родителей алкашами называют. А ведь самое противное, что все кругом правы.

– Тебя же тётя Лена звала в Артёмовск.

– А как же ты, Серёжка, у меня ведь там никого нет, и буду совсем одна там.– Наташа с такой тоской посмотрела на Азизу, что той стало не по себе. – Зизка, как я там буду без всех вас?

– Ничего, всё образуется, пойдёшь в техникум, ты уже решила какой?

– Не знаю, – пожала плечами Наташа. – Серёжа идёт на будущий год в политехнический, и я пойду, только ещё не выбрала на какой факультет.

– А сама, что думаешь? – настойчиво спросила Азиза.

– На художника оформителя, мне всегда нравилось рисовать.

– Но так это тебе нужно в училище культуры.

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво покачала головой Наташа. – А там есть факультет, где учат моделировать и шить одежду, типа закройщика, но… как бы это сказать с фантазией?

– Так тебе туда и надо, «с фантазией»!

– Брось ты, Зизка, – отмахнулась Наташа, – я, что тебе будущий модельер?

– А почему бы и нет, – серьёзно ответил Азиза.– Пойдём, чай пить, Нугман привёз из Махачкалы столько всего вкусного: сладостей, орехов, фруктов, так что мы сейчас устроим пир.

Дверь на кухню тихо отворилась, и в дверном проёме появилось заспанное лицо Нугмана, на котором вспыхнула приветливая улыбка обращённая явно не к Азизе.

– Нугман, мы тебя разбудили? – виновато спросила Азиза старшего брата.

Он был высоким широкоплечим парнем с копной густых вьющихся волос и темными глазами.

– Ваш хохот мёртвого поднимет, – улыбнулся Нугман и ласково потрепал по волосам сестрёнку. – Да уже хватит спать, ты, я слышал, чай обещала, – лукаво улыбнулся он и, подмигнув Наташе, добавил, – так выросла, девушка прям взрослая. Скоро можно и замуж отдавать.

Наташа, смущаясь, отвела глаза и, повернувшись к Азизе, взяла из её рук чашки.

– Вы тоже изменились, уже… взрослый такой.

– А помнишь, курносая, как я вас на плечах таскал, и мы так дурачились во дворе, когда ещё учился в школе.

– Да, Нугман, – улыбнулась Наташа, – это было так давно, мы ещё все тогда были детьми, а теперь, я не знаю, как вас называть, перед глазами стоит тот худой длинный мальчишка с оттопыренными ушами, а сейчас мужчина.

– Что ты заладила мужчина– мужчина, ну, – он шутливо толкнул её в бок, – ты меня ещё дядей назови. – Наташа рассмеялась, – вот, самой смешно. Так значит, никаких выканий, словно, я древний аксакал. Ты для меня как сестрёнка, поняла?

– Ага, – улыбнулась Наташа, и они пожали друг другу руки, как тогда в старые добрые времена, которые величают детством, жаль только оно уходит безвозвратно, словно перевёрнутая страница в книге жизни.

Пока не закончился чай, они немного поговорили, а потом Нугман, посмотрев на часы, сказал, что ему пора уходить.

– Скажешь отцу, я к Журавлеву.

– Хорошо, купи нам газировки, когда будешь возвращаться? – попросила Азиза.

– И мороженого, – закончил он, – обязательно ящик мороженого и три килограмма газировки.

Девочки рассмеялись его шутке, а Азиза добавила, что только «Тархун» или «Буратино».

– Буратино я может, и выстругаю, а вот тархун здесь не растёт, с этим будут проблемы.

Нугман ушёл, девочки принялись за виноград и персики, Наташа чувствовала себя такой счастливой, что немного отвлеклась от произошедшего дома.

– Можно я тебя кое о чем спрошу? – Азиза вдруг серьёзно посмотрела на неё.

– Ну, спрашивай, – ответила Наташа, доедая сочный персик.

– А вот если бы мы тебя все удочерили, ты бы согласилась?

– Что ты, Зизка, тебе иной раз такое в голову придёт, это же надо такое выдумать!

– Нет просто, когда я увидела тебя в окне такую несчастную…

– Стоп, – Наташа строго посмотрела в глаза подруги, – только не надо меня жалеть, иначе я обижусь.

– Я не хотела тебя обижать, просто ты моя лучшая подруга, и я не хочу, чтобы тебе было плохо.

– А сейчас, знаешь ли, мне очень хорошо, а то, что дома, предки со своей пьянкой, они же меня не трогают, и я их не трогаю, окончу техникум, комнату дадут в общежитии, начну новую жизнь, просто нужно немного подождать.

Азиза