они исчезают, залпом выпиваю коктейль и иду к бармену за следующим.

Веселье продолжается. Я танцую лучше всех, пою караоке лучше всех. Шучу и флиртую — тоже. Заметила, если делать это все разом, получается не думать о том, где сейчас гребаный Греховцев и чем он там занимается.

В себя прихожу, когда понимаю, что Паша усаживает меня в такси и называет водителю мой адрес.

— Эй! — восклицаю вяло, — а что… уже все?..

— Все, Денежка, все… — посмеивается парень, сам шатаясь от выпитого, — в следующий раз снова приезжай… с тобой весело.

— Приеду! Мы же теперь друзья?

— Друзья, друзья… ты это, тазик не забудь рядом с кроватью поставить.

Глава 3

Лицо Алешки, моего двенадцатилетнего брата, первое, что я вижу, когда наутро разлепляю глаза.

— Мам, пап! Она проснулась! — орет придурок на всю квартиру.

— Смойся! — хриплю я, прячась с головой под одеялом.

Она раскалывается от боли, но тазик, судя по всему, мне сегодня не пригодится. Я смутно помню, как заявилась домой. Маму чуть удар не хватил, когда она увидела меня в прихожей.

Припоминаю, как плела ей про один единственный коктейль и собственную аллергию на алкоголь. А потом резко провал.

— Настя! — слышу строгий голос матери, — мы с папой ждем объяснений!

Притворяюсь спящей еще минуту, но поняв, что родителей так просто не проведешь, высовываю из-под одеяла голову.

— Каких объяснений?

— Ты вчера пьяной домой пришла! — восклицает мама, сложив руки на пышной груди.

Папа стоит чуть позади нее в точно такой же позе. Как обычно молчит, но смотрит на меня с осуждением.

— Я же говорила, что выпила всего один коктейль, — охрипшим, но беспечным голосом выдаю я, — просто на голодный желудок… или это аллергия какая-то… я не знаю…

— Ты не выглядишь сейчас так, словно выпила всего один коктейль.

— Да у нее похмелье! — втыкается звонкий голос Алешки.

— Алексей, выйди! — чеканит папа.

Сквасив кислую мину и незаметно показав мне средний палец, брат покидает спальню.

— Ты приехала на такси! Почему тебя не привез Кирилл?

Произнесенное мамой его имя отдается в груди тупой болью. Он неожиданности я даже глаза прикрываю.

— Ему Раиса Николаевна позвонила, попросила срочно приехать.

Ложь вылетает из меня легко. Не скажу, что очень люблю лгать, но это всегда получается само по себе. Не успеваю подумать, а изо рта уже вылетает очередное вранье.

— Что у них случилось?

— Мам, я не знаю, правда… Вроде, ничего серьезного. Родственник какой-то неожиданно приехал, что ли…

— Ясно. Как только Кирилл оставил тебя без присмотра, ты тут же напилась!

Ох, мама!.. Знала бы ты, как права. Так и есть. В моем срыве виноват только Греховцев.

— Позорище! — продолжает она сокрушаться, папа в подтверждение ее слов качает головой, — ты же девушка! Что о тебе твои однокурсники подумают?

Мои однокурсники по углам девкам за щеку давали, курили какую-то дрянь и блевали в кустах гортензий. Вряд ли их шокировало мое вчерашнее поведение.

— Мам, все нормально. Я просто немного отравилась, — смотрю на них, наполняя свои глаза страданием, — можно я еще немного посплю?

— Спи. Немного, потому что после обеда к бабушке съездить надо.

— Хорошо.

Дверь за родителями закрывается, но вскоре через небольшую щель до меня доносится ехидный голос Алешки.

— Алка-а-ашка!

Давай, беснуйся, братик. Не за горами тот день, когда ты сам займешь мое место. И тогда моя месть будет страшной.

Завернувшись в одеяло, я отворачиваюсь к стене и закрываю глаза. Только вот уснуть не получается, потому что я страдаю. Вчера Греховцев оставил на моем израненном сердце еще одну зарубку. Самую глубокую. Прекрасно зная, как я мечтаю оказаться на месте той вчерашней брюнетки, целовал ее на моих глазах. Садист.

Шмыгнув носом, лезу под подушку за телефоном, но его там не оказывается. Приходится развернуться и приподняться, чтобы взять его со стола.

Он почти разряжен, но зарядки хватает, чтобы прочесть два сообщения. От Таси и от… Греховцева.

Из вредности читаю сначала то, что написала подруга.

«Ну, как? Как там все было?»

«Чуть позже позвоню и все расскажу» — печатаю ответ. Не люблю я эти долгие переписки.

И только после этого тычу пальцем на сообщение Кирилла.

«Как самочувствие, Настя? Голова сильно болит?»

Вот сволочь. Он еще и стебется.

— Да пошел ты! — сплевываю на экран и прячу телефон под подушку.

К бурлящей в груди обиде подмешивается злость. Как он мог?! Как он мог меня там бросить? Уехать с этой… прости Господи, шмарой? Почему он так жесток со мной? Почему даже попробовать не хочет? Может, я окажусь лучше них всех? Может, ему понравится!

Телефон под подушкой коротко вибрирует. Вынимаю и читаю следующее его послание.

«Понравилась вечеринка? Пойдешь еще?»

«А тебе понравилось драть ту девку? Сколько палок кинул за ночь?» — печатаю быстро, но отправить не хватает духу.

Все-таки я очень воспитанная. Поэтому, стерев это сообщение, пишу другое.

«Очень!!! Кир, там было так весело!!! А Паша таким душкой оказался!» — отправляю и тут же еще одно вдогонку.

«И он сам меня уже пригласил на следующую вечеринку!» — добавляю смайлик с сердечками вместо глаз.

«Рад за тебя» — приходит спустя несколько минут, и я удовлетворенно прикрываю глаза.

Пусть понервничает, ему полезно. Он привык, что я с детства у него под присмотром. Езжу и хожу везде только с ним. Смотрю только на него. Комплементы говорю только ему. Пусть отвыкает.

Пусть за шмарами своими смотрит.

После обеда и новой порции упреков от родителей я, как самая настоящая Красная Шапочка, собираю бабушке целую авоську угощений и еду на другой конец города.

Она живет одна в однокомнатной квартире, но в очень хорошем районе. Всего за несколько лет вокруг обычных хрущевок выросли элитные жилые комплексы. И как приложения к ним — новые садики, больницы, центры и парки. Когда-нибудь, когда я стану самостоятельной, а бабуля совсем старенькой, мы с ней поменяемся местами. Она переедет к моим родителям, а я — в ее однушку.

— Привет, ба! — здороваюсь бодро, — передавая через порог одну из сумок.

— Куда через порог! В хату зайди!

Она у нас еще молодая и бодрая. Всего 65. Успевает и с подружками гулять, и на свиданки с дедулями бегать.

— Мама там пирожки испекла и курицу тебе зажарила.

— Ага, твоя мать спит и видит, как мои сосуды забьются холестерином, и я сыграю в ящик. Не терпится мою жилплощадь оттяпать?

Юмор у нее своеобразный, конечно, но все к нему давно привыкли.

— Как сынулька мой? — спрашивает через плечо,