* * *

Каждый раз поутру Заря-Зареница разворачивала свой золотой платок. От него по всему небесному своду разливалось сияние золотое. И тогда гасли звёзды частые, затмеваемые Зарёю.

И вот Солнце Ярое к закату клонится, и день пресветлый меркнет. А затем и костры разгораются во ночи той звёздной, Купальской…

В те же дни и ночи Купальские на Русалиях Светлояровых Заря-Зареница с Зарею Вечерницею сходятся и расходятся…

И когда днём встречаются Хорс с Зареницей, тогда в ночи Велес Лунный со Купальницею встречаются, и то братья и сёстры небесные.

И любовь их то пылает ярче огня, то струится, как реченька быстрая, то трепещет нежнее ветерка на рассвете…

И тогда же у Купальницы и Велеса Лунного рождаются дети звёздные – Купала и Кострома.

Мальчик Купала златовлас, светел ликом, и очи его синие, как вода. А сестра-близнец его Кострома, тоже златокрудрая и синеокая, была бойкой и трепетной, как языки огня.

Близняшками родились Купала с Костромою. И только тем различали их, что любила Кострома на огонь смотреть, веселилась, прыгая через костёр. А Купала любил больше воду озёрную и слушал, как плещутся в волнах русалки…

О них и пойдёт наш Купальский сказ, что мы вам в ночи расскажем сейчас…

По преданию, когда-то давным-давно прилетали на Русь Ирийские птицы.

И первою птица печали – Сирин. Она пела чудесные песни, сидя на кусту калиновом. И кто слушал её – тот забывал всё на свете, следуя за Сирином в Навь.

А рядом, на малиновом кусточке, птица Алконост пела песни рассветные. И столь они были прекрасны, что и разуму внять невозможно было. И как начинала птица Алконост чудно и сладко те песни петь, так всякая душа трепетала, как цветок на поветрии утреннем.

И говорила тогда мать Купальница брату и сестре – Купале и Костроме, держа весло и отправляясь в плаванье по Морю снов:

– Вы не слушайте в ночи птицу Сирина! Не садитеся под калинов куст! Сладко Сирин поёт-распевает, но кто слышит её, умирает – и ступает в Навь за Вечерней Зарёй… Вы идите-ка утром ко кусту малинову, слушайте Алконостовы песни, радуйтесь цветущему полю, ждите там Зарю-Зареницу…

Не послушались Купала и Кострома предостережений матушки Купальницы. И тайком сбежали они в чисто полюшко – послушать в ночи песни Сирина, а на утренней заре – Алконоста…

…Во долинушке калинушка стоит, птица Сирин на калинушке сидит, под калиною сидит брат Купала… Рядом во долинушке малина – на малине сидит птица Алконост, под кусточком малиновым – Кострома. Слушают они песни чудные.

И Купалушка сын Купальницы песней птицы Сирин заслушался. И казалась она ручейков журчаньем иль плесканьем волн на закате.

Позабыл Купала обо всём на свете и, закрывши глаза, забылся. И тогда унесла его птица Сирин за тридевять земель в Навье царство…

А сестрица его Кострома песней птицы Алконоста заслушалась. Словно всполохи солнца на море узрела иль мерцанье Зари на рассвете. И не видела Кострома, как пропал её брат Купала…

Плачет Кострома, причитает, кличет братца она Купалу, но её Купала не слышит… Унесла его птица Сирин за дремучий лес и за горы. И укрыла его крылами…

* * *

И с тех пор немало лет миновало. И не раз вьюги белые выли, покрывали землю снегами.

А весною земля оживала. И цветы опять расцветали, травушки-муравы подымались. Много раз с тех пор Солнце Красное проходило по кругу Сварожьему. И печали сменялись радостью.

Как у моря, у Лукоморья, в тихом устье речки Смородинки, у того у Камня горючего птица Сирин на ветку усаживалась. Как садилась птица Сирин на калинов куст. Золотые перья роняла, Костроме она слово молвила:

– Ой да ты, Кострома молодая, скоро быть тебе, дева, замужем. Скоро свадьбу играть и на свадьбе плясать. Но не долго быть тебе счастливой и не долго быть тебе замужем. Увенчает Леля златым венцом, вслед за нею Смерть подойдёт с венком!

Так роняла она златы пёрышки, так вещала птица младой Костроме. И решила та, молодёшенька, что навеки останется девою и вовеки не будет замужем. Как решила – сбирала пёрышки, и златые перья в рукав клала. Перья те потом вынимала и веночек из них свивала…

Как тут вдоль по речке Смородинке девушки-подружки гуляли… И пошла гулять с ними Кострома.

И сплетали они веночки. По воде веночки пускали и по тем веночкам гадали: кто венок подберёт, тот и замуж возьмёт.

– Ой, Смородинка-речка, про жизнь расскажи… С кем мне век вековать и кого лю'бым звать?

Кострома ж, млада-молодёшенька, свой венок с главы не снимала. И по реченьке той свой венок не пускала, тихо лишь напевала:

– Пусть никто не снимет венок с головы. Буйны ветры повеют – веночек не свеют, и дожди вдруг польют – мой венок не возьмут…

Налетели тут ветры буйные, и полили-пошли частые дожди – и сорвали веночек с её головы, понесли его через чистое поле. Понесли его ко Смородине, на Приморие-Лукоморие.

И пошла Кострома, плача и тужа. И пошла она, рученьки ломя. И сказала она матушке родной:

– Ты найди веночек мой, матушка!

Поискала веночек Купальница, поискала его в чистом полюшке, не нашла венка в чистом полюшке. Кострома послала подруженек милых:

– Вы найдите веночек, подруженьки!

Не нашли венок и подруженьки…

А венок младой Костромы в устьице Смородины плавал… И русалки рядом плескались, и шептались мавки с вил'ицами, да болотницы с водян'ицами…

Кострома же шла вдоль по бережку, над широкой волной, над глубокой рекой. Смотрит – плот на речке чернеет, белый парусочек белеет.

А на том плоте трое молодцев: первый молодец – сам хорош собой, а второй-то первого краше, ну а третий – златоволосый, словно братец её Купала…

То Купала сам сидел на плоте, голова у Купалы вся в золоте. В правой ручке Купала держал весло, в левой рученьке – частый гребень. Златы кудри Купала чесал и на волны речки бросал:

– Вы плывите, златые кудрышки. Вы плывите к крутому бережку. Может, там моя матушка воду берёт. Как воды зачерпнёт – вспомнит сына: то младого Купалы кудри…

А с плота ребята увидели, как девицы гуляют вдоль реченьки. И сплетают они веночки, по воде веночки пускают…

А один веночек к плоту плывёт: кто его подберёт и хозяйке вернёт? Подобрал тот веночек Купала.

Кликнула им Кострома:

– Ой, ребята вы молодые! Вы не видели ль моего венка?

Первый так сказал: «Я венок видал…» А второй сказал: «Я в руках держал…» Третий – то был Купала – венок подал.