Уже через минуту пребывания на месте Максим заметил, что форма и новые, начищенные до блеска берцы покрылись слоем пыли толщиною в палец. Жара быстро стала раздражать. Он расстегнул до пояса камуфляж, стал обмахиваться форменной кепкой. И в это время из ворот вышел высокий худощавый полковник. Острые скулы и нос делали его похожим на злую крысу.

— Это тут что такое? Товарищ лейтенант, вас не учили соблюдать форму одежды?

— Товарищ полковник, — выпрямился Михайленко, надев на голову кепку и быстро застегивая пуговицы камуфляжа, — очень душно. С непривычки…

— Что?! Ты офицер или баба?

— Товарищ полковник, — сдавленно начал Михайленко, косясь на уставившихся на него солдат, находящихся неподалеку, — здесь младшие по званию.

— Ты мне еще замечания делать будешь? Сейчас вместе с этими бойцами я тебя заставлю бегать вокруг всей Ханкалы, понял, лейтенант?

— Лучше сам беги в штаб, — раздался спасительный голос Екимова, — Хоменко приехал, требует ласки.

Полковник резко развернулся. Его маленькие и полные злобы глазки вонзились в Екимова. Желваки на скулах задергались.

— Александр Николаевич, я тут лейтенанта вообще-то жизни учу.

— Своей? Поверь, человек едет воевать, а не за начальством убирать. Ему твои уроки на хрен не нужны.

Полковник еще с минуту посверлил взглядом Екимова и, бросив сквозь зубы «ну-ну, еще посмотрим», прошагал мимо подполковника.

— Крыса нестроевая, — так же тихо в спину уходящему бросил Екимов, сплюнул сквозь зубы на землю и махнул Михайленко рукой, указывая направление, куда надо шагать. Заметив, что Михайленко улыбается, спросил: — Что тебя так развеселило?

— Он мне как раз крысу и напомнил.

— Да? Значит, одинаково мыслим. Это Швадченко. Выпускался из военной академии московской, которая журналистов и всякую другую накипь готовит. Устроился в войска начальником клуба, потом пролез в наградной отдел. Редкая сволочь, хотя в Ханкале каждый третий такой.

Увидев недоуменный взгляд лейтенанта, подполковник уже менее резким голосом продолжил:

— Мы с тобой, лейтенант, как в море корабли — встретились и разошлись. Потому можно и выговориться, поскольку накипело, — и он похлопал себя по груди. — Да еще есть надежда, что из того, что скажу сейчас, хоть малость тебе пригодится. Ханкала — это временный штаб всей группировки. Генералов больше, чем солдат, наверное. За исключением пары отрядов спецназа, у которых тут пункт временной дислокации, куда они приезжают отсыпаться после заданий, ну и еще двух-трех подразделений — оперативных и инженерных батальонов, по-настоящему боевых подразделений больше в Ханкале нет. А там, где генералы, появляются и всякие гниды в их окружении. Ни опыта, ни мозгов у них нет, а вот гонору и желания порулить кем-нибудь — завались. Именно поэтому нам задерживаться здесь не следует. У северных ворот прыгнем в колонну и через часик будем в Аргуне.

Пока подходили к Северным воротам, заморосил слепой дождь. В одно мгновение земля под ногами превратилась в грязевую жижу, которая комьями повисала на берцах и отлетала при ходьбе, пачкая форму.

— Ханкала действительно проклятое место. В жару — душно и пыльно, как нигде на всем Кавказе, в дождь — слякоть такая, что бэтээр застревает. Пластилиновый город, мать его, — закончил Екимов.

Колонна из десяти бэтээров и трех «Уралов» остановилась у шлагбаума, чтобы старший ее смог отдать строевую записку дежурному и принять новых пассажиров.

— Это тебе до Аргуна, — протягивая Максиму автомат, сказал, запрыгивая на броню, Екимов. — Ребята из неучтенки своей отдали. На месте мне передашь.

— Неучтенки?

— На спецоперациях много оружия собирают, часть, само собой, себе.

— А зачем?

— Во-первых, ряд очень умных голов в Москве периодически план по изъятому оружию и боеприпасам требуют. Сегодня изъятое никому не надо, а завтра им подавай тысячу стволов. Во-вторых, лучше на спецоперации ходить не со своими стволами. Пальнешь в бою какую-нибудь тварь, а она родственником шишки местной окажется, и пошлют тебя вместо заслуженного отпуска лет так на десять в тюрьму. Ну и в-третьих, часто такие пассажиры, как ты, бывают. Чего вам, совсем голыми ездить?

— Понял.

Колонна шла на скорости. Дождь вбивал в камуфляж и без того въевшуюся туда пыль. На подъезде к аэропорту Северный вблизи Грозного он прекратился, и дышать стало тяжело, как в бане. Здесь в колонну должны были влиться еще четыре бэтээра формирующейся сорок шестой бригады.

— Ого, «Черные акулы»! — заметив вертолеты, виденные им до этого только по телевизору, воскликнул Михайленко. — Вот они, наверное, жару дают.

— Они ни разу не взлетали тут, и взлетят, лишь когда полетят на «большую землю» в Россию, — кисло улыбнулся Екимов.

— Почему?

— А потому, друг мой наивный, что во всей нашей великой и непобедимой армии десять таких вертолетов. Из них три — в Чечне. Если их подобьют — погибнет не три вертолета, а треть российского авиапарка «Черных акул». Их тут берегут и лелеют так, как только может беречь одноногий инвалид культю своей ноги. И, возможно, поэтому штаб сорок шестой бригады решено формировать именно здесь.

Вместо ожидаемых четырех бронетранспортеров из штаба бригады выехали три. Один сломался в дороге. Износ техники и вооружения был самой большой проблемой войск.

Прозвучала команда «По машинам!», колонна помчалась прочь от полуразрушенного в ходе боев здания аэропорта и палаточного городка формирующейся бригады. Ехали без остановок, дорога не заняла и часа.

— В том здании, — показал Екимов на дом при подъезде к Аргуну, — закрепилась снайперская рота. Я тебя высажу у них. Вечером к ним подвезут продовольствие и смену. Со сменой проедешь в бригаду. Командир разведбатальона очень достойный человек. И еще вот что… многие бойцы в разведке воюют с девяносто девятого года, с Дагестана. Есть краповики, есть бойцы с орденами. Ты с ними поспокойнее будь. Конечно, если выпендриваться будут — не раздумывай, ставь на место. Можно даже кулаком. По-другому, через устав и запугивание дисбатом, — не получится. Пуганные они и жизнью, и смертью. А дашь слабину — перестанут слушаться, а потом и на шею сядут.

Колонна притормозила у поворота на Шали. Екимов что-то передал по рации, и из дома выскочили бойцы с автоматами.

Михайленко на малом ходу спрыгнул с брони. Три бойца прикрывали подступы, заняв оборону слева и справа, один подскочил к Максиму.

— Товарищ лейтенант, пригнитесь, — бросил он и, развернувшись, жестом отдал команду остальным на отход.

Забежав в подъезд, они стали подниматься по этажам вверх. Причем у каждого этажа останавливались, и двое бойцов сначала проверяли безопасность, а затем прикрывали дальнейшее движение.