— Здоров, лейтенант, — Архипов первым протянул руку. — Вчера я на выезде был и не видел тебя. Меня Женей звать.

— Максим, — пожал протянутую ладонь в перчатке с обрезанным на ней указательным пальцем (так делали, в основном, снайперы, однако многие, ценившие точную стрельбу с «АК», тоже подражали им) Михайленко. — Что за кипиш?

— Русская старуха умерла. Она тут всю свою жизнь прожила. И Великую Отечественную застала, и сорок четвертый, и Дудаева, и первую кампанию. А вот теперь померла. А они, — Архипов презрительно скривил губы, рассматривая толпу в разношерстных тюбетейках, — не хотят, чтоб ее похоронили. Даже не на их кладбище, а рядом: там раньше православное было, но они все кресты повыдергивали.

— Везите ее в Россию, — закричали из толпы. Голос был молодой, и Максим поймал на секунду взгляд кричавшего.

«Ему лет семнадцать, — подумал Михайленко, — сопляк, и трети всего, что бабка перевидела, не видал, а орет».

Подъехали еще бэтээры. С брони одного из них спрыгнул комбат.

— Командиры рот и взводов, ко мне, за исключением Архипова, Руденко и Крайнова! — коротко приказал он, оставив на местах тех, кто руководил оцеплением.

— Значит так, неволить никого не буду. Более того, если все пойдет плохо, со стрельбой, и в Ханкале узнают — всей бригаде по шапке надают, — начал комбат. — Но бабку бросать нельзя. Дать могу один бэтээр и пять человек — если машина и люди погибнут, на боеспособности батальона сильно не скажется. Вопрос один: жребий потянем или кто сам вызовется?

— Я, — сказал Максим. — Я как раз по трассе инженерную разведку сопровождал и замечу, если в местности что-то изменилось. Во всяком случае, если уж явно фугас — то точно.

Ни слов благодарности, ни каких-то наставлений не было. Комбат просто сказал «хорошо», и все разошлись. Максиму стало даже как-то обидно. Но потом, поняв, что под смертью здесь ходят все и каждый день, быстро успокоился.

— Логинов, — позвал он строптивого комода (командира отделения), — возьми четырех человек и подходи ко второй машине.

— Куда едем, товарищ лейтенант?

— Умирать, если не повезет.

— Есть! — проговорил тот.

Гроб со старухой погрузили на броню. Все остальные сели внутрь. Ехать между жилыми зданиями, оставаясь снаружи, было слишком опасно. Через бойницы было видно, как к окнам прилипли местные. Моторы взревели, и бронетранспортер тронулся с места. Максим вспомнил старый американский вестерн, в котором пара смельчаков везла хоронить на кладбище негра, а весь город хотел разорвать их в клочья.

— Один в один, — проговорил вслух Михайленко.

Бойцы посмотрели на лейтенанта, но вопросов не задали.

Не успел БТР преодолеть и половины расстояния к кладбищу, как дорогу перекрыла новая толпа, возглавляемая белобородыми стариками. Сворачивать с трассы в обход вышедших на дорогу в проулки, которые не проверялись на фугасы, было опасно. БТР остановился в пяти метрах от впереди стоящего старика с длинной деревянной тростью. Машину сразу обступили. Михайленко схватил две светошумовые гранаты, автомат и вылез на броню, следом вылез Логинов. К этому времени отдельные горячие головы уже стали пытаться сами вскарабкаться на БТР, чтобы стащить гроб.

— Кто из вас старший?! — крикнул Максим, но толпа его, казалось, не замечала. Крики на чеченском и ломаном русском заглушили его слова. Логинов снял автомат с предохранителя, дослал патрон в патронник и громко свистнул. Такой свист Максим слышал лишь на футбольных матчах и был очень удивлен таланту сержанта.

— Имею приказ открыть огонь на поражение! — громким зычным голосом, но без срыва на крик, сказал тот.

Толпа на секунду замерла. Увидев, что пара человек отошла на полшага от бронетранспортера, Логинов дал короткую очередь перед их ногами. Толпа отступила, но лишь на метр-два.

— Что вы делаете на нашей родине?! — завопил старик, выделявшийся длинной седой бородой, но довольно живыми, молодыми глазами.

— Что?! — набычился Логинов. — Твоя родина — Северный Казахстан. Я родился в Грозном, а вы, гуроны[5]хреновы, не знаю, откуда взялись. Ща я вам тут понаеду.

Логинов изобразил такое бешенство на лице, что даже Максим подумал, что младший сержант откроет огонь.

— Я повторяю, кто из вас старший? — громко повторил Максим. В этот раз его услышали, и из толпы вышел человек лет тридцати пяти. Михайленко немного опешил. В его представлениях о Кавказе старший — это, прежде всего, старший по возрасту.

— Я! — гордо задрав кверху подбородок с пятисантиметровой неухоженной бородкой, сказал человек и протянул удостоверение. — Мы не позволим осквернять наши святыни.

«Брат главы администрации города Аргун», — прочел Максим и посмотрел на говорившего. Печать и подпись были настоящие.

— А ну-ка, подержи, — отдал он Логинову удостоверение и, врубив рацию, громко произнес: — Полста сороковой, — назвал он собственный же позывной, — высылай четыре «Урала». У меня пятнадцать, — и Максим оглядел толпу, — пятнадцать подозреваемых в террористической деятельности.

— Понял тебя, — донесся из рации голос, — высылаю. Конец связи.

Толпа как-то сразу сникла, и стоявшие позади поспешили в узкие переулки или отошли на метров пятьдесят в сторону.

Представившийся старшим толпы нервно поглядел по сторонам, но в эту же минуту его подхватил за шиворот Логинов и затащил на броню.

— Вперед, — приказал водителю Максим, видя замешательство среди собравшихся.

БТР проскочил через расступившихся и понесся к кладбищу. Оставшийся участок дороги проскочили минут за пять. Оказавшись один на один с солдатами, «брат главы администрации» явно нервничал и был крайне бледен.

Возле кладбища их уже ждали. Причем не только голосящие местные. Между мусульманским кладбищем и остовом православного стояли «Урал» и БТР разведбата бригады. Бронетранспортер с гробом подъехал к своим. Михайленко увидел, что с толпой разговаривает ротный.

Сапега повернулся в сторону прибывших и еле заметно кивнул вылезшему на броню Максиму.

Бойцы сняли гроб и под руководством Логинова пошли рыть могилу. Михайленко вместе с задержанным и его удостоверением подошел к ротному, когда люди стали расходиться.

— Быстро у вас получается, товарищ капитан. А я еле смог утихомирить собравшихся.

— Это что за чудо? — спросил, не реагируя на реплику лейтенанта, ротный.

— Да вот, — протянув удостоверение задержанного Сапеге, ответил Максим, — людей вывел на улицы. Удостоверение липовое.

— Не, не липа, — вернул лейтенанту документ ротный. — В этих краях такое бывает. Сейчас его родственники приедут ругаться. Хотя, молодец, что взял его. Пока он с нами — стрелять или подрывать местные не будут. Арабы там или пришлые — могут. А местные не станут. Надо быстро все сделать и выезжать в бригаду. Скоро стемнеет.