— Быстрее, не тяни время. Мы должны обязательно успеть сегодня на отбор.

А ей как раз принесли завтрак. Каша была горячая, она ела осторожно.

— Мне что, давиться, дядя? — в сердцах сказала Мара, а потом спросила уже другим тоном: — Я не понимаю, к чему такая спешка?

Он не ответил, только зло зыркнул на нее и вышел из комнаты. Но в дверях обернулся и бросил:

— Сейчас должны принести твои платья. Наденешь розовое.

И вышел.

После такого какой завтрак, кусок не полезет в горло! Но она все съела, потому что неизвестно, когда удастся поесть в следующий раз. Дядя не солгал, сундук с ее платьями доставили очень скоро. Но еще раньше в ее комнату принесли лохань, и горячую воду. Мара не стала задавать вопросов. Если уж Меркель расщедрился для нее на горячую ванну, это надо использовать. Мылась очень быстро и все равно получила огромное удовольствие.

Однако настал момент одеваться. И тут Мара поняла, что не наденет это розовое. Да, оно было эффектное, но слишком открытое. Черта с два, подумала Мара и стала перебирать остальные платья. Выбрала наиболее закрытое серое, из плотной ткани. Даже не из скромности, а потому что это платье было самое теплое. Оделась с помощью местной служанки, которую дядя прислал ей в помощь.

Кроме платьев там была еще новая накидка, отороченная мехом и расшитая узором по подолу. Красиво, конечно, и дорого. Но вот туфли к этому всему предусмотрены были только одни. Глядя на них, Мара чертыхнулась про себя, похоже, на этом дядя сэкономил.

А потом просто надела свои башмаки. Они у нее были еще крепкие. Пусть не изящные, ничего, под платьем не видно.

Она как раз закончила одеваться, когда вошел дядя. Глянул на нее и выпалил:

— Почему не надела розовое?

— Потому что оно не подходит.

Казалось, он сейчас вспылит, но Мара сказала:

— Мы разве не торопимся?

Меркель со свистом выдохнул сквозь зубы. Но два молодца из прислуги замерли в дверях, ожилая приказаний. В конце концов Меркель мотнул им головой, чтобы выносили сундук. А ей сказал:

— Выходи, — и сам первый вышел из комнаты.

* * *

Выехали они сразу, как только сундук приторочили на запятки повозки. И опять Меркель погнал лошадей, но дорога уже была намного ровнее. Не так трясло, и Мара чувствовала себя лучше. Она даже успела вздремнуть.

А к полудню, как и планировал ее опекун, они въехали в столицу Хигсланда Лендрио. Повозка покатилась по улицам города, Мара выглядывала в окно, высматривая королевский замок. А его было видно издалека. Каменная громада возвышалась на холме, словно утес. Мара была здесь когда-то и уже видела все это, но почему-то, чем ближе они подъезжали, тем ей становилось тревожнее.

Наконец, примерно полчаса спустя они въехали в ворота замка. Она отмечала про себя и флаги, развешанные по стенам, и опущенный подъемный мост, на котором зачем-то были вставлены две тумбы. Здесь царило оживление, сновал народ.

Но не успела она толком рассмотреть все, как их вышел встречать распорядитель отбора. Дядя сразу направился к нему, вытащил из-за пазухи бумагу и показал на повозку, в которой она сидела.

— Мара-Элизабета Хантц.

Дядя говорил ему что-то еще. Надменный придворный слушал, уставившись в бумагу, потом перевел на нее пристальный взгляд. Мара вдруг почувствовала себя кроликом в садке, а он снова уставился в бумагу и кивнул.

Дальше все было быстро. Дядя выгрузил ее и сундук с платьями и тут же уехал.

А она осталась посреди двора одна!

Распорядитель оглядел ее внимательно, потом знаком приказал, чтобы забрали ее сундук, и сухо произнес:

— Мара-Элизабета Хантц, вы приняты на королевский отбор.

Вот и как все это было понимать?

К чему было вот так гнать? И почему Меркель умчался, как будто под ним земля горела?

* * *

Распорядитель отбора развернулся и пошел вперед, постукивая посохом. А она постояла, а потом быстро пошла за ним, понимая, что она попросту не ориентируется здесь и не знает, куда идти. И без того ничего не понятно, не хватало еще потеряться.

Пока шла распорядителем, все думала, глядя на его спину. Значит, дядя не лгал, когда говорил про отбор. Но вел себя так странно и так поспешно уехал, что это наводило на нехорошие мысли. Он буквально бросил ее и сбежал, как будто очень торопился. Куда и почему, спрашивается, так спешил Меркель Хантц? Додумать она не успела.

Они все это время двигались куда-то по коридорам замка, а тут вдруг остановились перед двустворчатой дверью. Распорядитель стукнул посохом, оттуда вышла высокая сухая дама в глухом темно-зеленом платье.

— Мара-Элизабета Хантц, — проговорил распорядитель. — Разместить… Кхммм. На королевский отбор.

Странная оговорка почудилась Маре. А эти двое сначала переглянулись, потом сухая дама смерила ее высокомерным взглядом и процедила:

— Меня зовут матрес* Елена Фоурм, и я отвечаю за порядок в крыле для претенденток. Следуйте за мной.

Теперь ее повели в крыло, специально отведенное для претенденток. Коридор, по обе стороны двери. Эта матрес Фоурм двигалась впереди и цедила сквозь зубы:

— На время отбора вам положена комната. У нас есть комнаты, в которых девушки живут по двое и по трое.

Мара хотела сказать, что ей неважно, пусть хоть по трое. Она же понимала, что лучшие условия здесь у богатых невест. Но тут сухая дама, которую Мара мысленно окрестила палкой, неожиданно повернулась к ней и сказала:

— Но вас мы поместим в одноместную комнату.

Надо же. Мара изумилась, с чего ей, интересно, такая честь?

Все стало ясно, когда она увидела комнату. Крохотная каморка с видом на задний двор. Сюда же принесли ее сундук. Дама высокомерно проговорила:

— Располагайтесь. На обед вы уже опоздали. Ужин в семь.

И удалилась, шурша юбками.

* * *

Мара осмотрелась в комнате.

Не так уж плохо. По крайней мере, тут есть стол и кровать. И даже кое-какие удобства. Все-таки королевский замок.

Почти сразу после ухода матрес Фоурм к ней постучалась служанка. Сообщила, что ее зовут Гизел и что она приставлена к ней до конца отбора. Спросила, есть ли пожелания, но Маре честно ничего не хотелось. Разве что есть. Но ей прямо сказали, что поесть она сможет только на ужине. Очевидно, здесь заботятся о том, чтобы претендентки не переедали.

— Спасибо, ничего не нужно, — сказала Мара. — Я устала и хотела бы лечь.

Служанка помогла ей распустить шнуровку на платье и удалилась не особо довольная. Возможно, ожидала какого-нибудь подарка? Но тут уж что делать, «щедрый» дядющка ей ни одной монетки не оставил. Только то, что она взяла из дому сама, а это было немного.