Но вот наши взгляды встретились, и мне показалось, что он по-прежнему забавляется — такое чувство испытывают некоторые люди, глядя на уродов. И он знал, что я это понял, но его веселье от этого только усилилось.

Я должен их предупредить, лихорадочно подумал я, предупредить Киллана… Каттею… Они должны разделить мои предчувствия и смутные подозрения относительно этого человека. Если бы мы остались наедине, я впустил бы их в свое сознание, чтобы они могли насторожиться. Насторожиться против чего? И почему? На эти вопросы у меня не было ответа.

Я снова смотрел на карту. И с вызывающим видом разглаживал ее двумя неподвижными пальцами. Меня охватил холодный смертоносный гнев.

Наконец заговорил Эфутур.

— Итак, решено: мы призываем кроганов и тасов…

— Не слишком рассчитывай на них, милорд, — отозвался Динзил. — Да, пока они нейтральны. Но, возможно, такими и захотят оставаться.

Я услышал нетерпеливое восклицание Дахаун:

— Если они верят в нейтралитет, когда битва уже началась, значит, они глупы!

— С нашей точки зрения — возможно, — ответил Динзил. — Мы смотрим на одну сторону щита, миледи. Они, наверно, еще не посмотрели на другую. Но не захотят по чьей-то просьбе делать выбор. Мы, на Высотах, имели дела с кроганами и знаем их. Если на них надавить, они отвечают ударом. Поэтому обратиться к ним нужно, но при этом не давить на них. Дайте им время собрать свой совет. И главное, не проявляйте гнев, если они не согласятся. Перед нами не короткая схватка, а длительная война. Те, кто не принимает в ней участие сначала, могут стать участниками в конце. Если мы хотим, чтобы они пошли за нашим рогом, надо дать им возможность самим сделать выбор.

Я увидел, как Эфутур и остальные согласно закивали. Мы не могли возражать, потому что это их земля, и они это знали. Но я считал, что неразумно вести военные действия там, где есть не присоединившиеся ни к одной стороне, потому что они в любой момент могут стать врагами и ударить по нашему незащищенному флангу.

— Мы посылаем меч предупреждения кроганам, тасам… заросшим мхом? — вопросительным тоном произнес Эфутур.

Дахаун рассмеялась.

— Заросшим мхом? Может быть… если сумеем их найти. Но они слишком поглощены собой. Все те, на кого мы можем рассчитывать, собрались здесь — это ты хочешь нам сказать, лорд Динзил?

Тот пожал плечами.

— Кто я такой, чтобы ручаться за других, леди? Но благоразумно не обращаться к тем, с кем мы не имели дел в прошлом. Здесь очень многое переменилось. Возможно, не следует доверять даже старым друзьям. Да, я согласен, что армии, которым мы можем доверять, теперь собрались в этой вашей безопасной Долине — вернее, соберутся, когда мы созовем свои силы. Горы будут с вами. Что касается равнин, вам делать выбор.

Я не решался среди собравшихся перейти к мысленному общению и поэтому с нетерпением ждал конца. Мы не представляем себе, какими способностями обладают другие, поэтому я не стал призывать сестру и брата. Поэтому же лишь гораздо позже смог поговорить с ними наедине. Вначале мне удалось пообщаться к Килланом, который отправился с Хорваном на поиски удобного лагеря для тех, кто прибудет из-за гор. Но до того я оказался рядом с Годгаром и разговорился с ним о пограничной войне. Мы обнаружили, что служили в одном и том же районе этой горной местности, но в разное время.

Я хорошо знал таких воинов. Они рождены для войны, и иногда в них есть искра предводителя. Но гораздо чаще они удовлетворяются тем, что идут за командиром, которого уважают. Это жесткое и неприступное ядро любой хорошей армии, и эти люди неловко чувствуют себя в мирное время; возможно, подсознательно они ощущают, что когда меч слишком долго остается в ножнах, исчезает смысл их жизни. Годгар ехал рядом со мной, он словно принюхивался, бросал взгляды по сторонам, как делает разведчик, готовый к любым неожиданностям войны.

Хорван нашел понравившееся ему место и принялся разбивать палатки, хотя воздух в долине такой теплый, что вполне можно спать под открытым небом. Наконец я смог подойти к Киллану и, избегая мысленного общения, поговорить с ним о Динзиле.

Я говорил некоторое время, прежде чем заметил, как нахмурился Киллан. Я замолчал и пристально посмотрел на него. Потом все-таки послал мысль.

И обнаружил с удивлением… со смятением, — потому что вначале даже не смог понять, с чем столкнулся, столкнулся впервые в жизни со стороны брата, — обнаружил отказ поверить! Для меня это было настоящим потрясением: Киллан считал, что я ищу тени в солнечный день, пытаюсь принести раздоры и неприятности…

— Нет, ты не прав! — последовал его мгновенный ответ, как только он воспринял мою мысль. — Но… что ты имеешь против этого человека? Помимо чувства? Если он желает нам зла, как он мог миновать символы, охраняющие Долину? Не думаю, чтобы сюда мог проникнуть кто-то, закутанный в Великую Тень.

Как он ошибался — хотя мы узнали об этом гораздо позже.

Чем я мог доказать истинность своего чувства? Взгляд этого человека? Только это чувство — но такие чувства здесь тоже служат защитой.

Киллан кивнул; его изумление проходило. Однако я уже закрыл перед ним свое сознание. Я походил на ребенка, который доверчиво протянул руку к горящему углю, восхищаясь его блеском и не сознавая опасности. Теперь, ожегшись, я с новой подозрительностью всматривался окружающий мир.

— Я предупрежден, — заверил меня брат. Но я понимал, что он не считает мое предупреждение серьезным.

Вечером устроили пир, хотя и не очень веселый, учитывая причину, которая собрала нас. Но на пиру придерживались всех правил и церемоний; возможно, потому, что они создавали ощущение безопасности. Я не смог поговорить с Каттеей, как мне хотелось; слишком долго ждал, потрясенный разговором с Килланом. Мне было тяжело смотреть, как она сидит рядом с Динзилом и он улыбается ей. В ответ на его слова она тоже улыбалась или смеялась.

— Ты всегда так молчалив, воин со строгим лицом? Я повернулся и увидел Дахаун, которая может менять внешность и казаться каждому прекрасной. Теперь она была черноволосой, с легкой розовой краской на щеках цвета слоновой кости. Но на закате у нее были медно-золотые волосы и кожа тоже золотистая. «Каково это, — подумал я, — быть единой в таком множестве обличий?»

— Ты мечтаешь, Кемок, мудрая голова? — насмешливо спросила она, когда я оторвался от своих мыслей.

— Мысли мои невеселы, леди.

Дахаун сразу стала серьезной, опустила взгляд на чашу, которую держала в руках. Слегка покачала ее, и пурпурная жидкость в чаше плеснула из стороны в сторону.

— Не смотри сегодня в зеркало предсказаний, Кемок. Мне кажется, что в твоих мыслях не просто тень.

— Это правда.

Почему я сказал так? Никогда ни с кем не откровенничал: все, что происходило со мной, знали только брат и сестра. Но так ли это и сейчас? Я снова взглянул на сестру, которая смеялась с Динзилом, потом на Киллана: он оживленно разговаривал с Эфутуром и Хервоном, как бы соединяя их.