до того времени. Подобными приспособлениями богата история и других народов. Позаимствовав формы и названия у татар, русские вложили в эти формы свое особое содержание, удержавши казачество до нашего времени, когда от многочисленного и могущественного татарского племени остались лишь немногие измельчавшие потомки. Русская история полна подвигами и заслугами казачества. Казаки, в союзе с Москвой, сломили татар, Польшу и Литву, казаками покорена Сибирь, казачьими костями и кровью усеяны и омыты все пограничные области России, казачьи войска сослужили великую службу в такие тяжелые времена, как 1812 и 1855 (Крымская война. – Прим. ред.) годы, и еще недавно те же казаки выполнили, наряду с русским солдатом, славную миссию освобождения от турецкого произвола одной из балканских народностей (болгар. – Прим. ред.). Но, что всего замечательнее, казак во все времена, при всевозможных обстоятельствах, под давлением самых неблагоприятных условий продолжал быть не только исправным воином, но и хозяином, колонизатором, представителем труда и гражданственности.

II. Запорожская Сечь и Донское казачество

Строго говоря, наиболее типичными выразителями казачества нужно считать две отрасли – запорожскую и донскую. История Запорожского и Донского казачеств заслуживает особого внимания как потому, что запорожцы и донцы создали самые оригинальные формы казачьей жизни и быта, так и потому, что оба эти вида казачества играли решающую роль в судьбах нынешнего Кубанского казачьего войска.

Итак, кто же были запорожцы и донцы? И чем они ознаменовали себя в истории?

Четыреста лет тому назад нынешний юг России был порубежной областью между поселениями русского народа и кочевьями разных татарских орд. Это была дикая и малообитаемая страна. Почти девственная природа, обилие речных вод, роскошная степная растительность, неисчерпаемые запасы рыбы в водах, достаточное количество и разнообразие степных зверей и птиц – все это одинаково манило и русских, и татар. Теплый климат и тучная почва делали легко обитаемой страну. Транзитное положение края между Русью, с одной стороны, и владениями турецкого султана с другой, сулило описываемой местности блестящее будущее. Вблизи два моря – Азовское и Черное, тянули, точно магнит, к своим берегам русского колонизатора. И вот, в этом-то богатом и манящем крае или, вернее, в борьбе за этот край было сложено столько русских голов, как, быть может, ни в какой другой местности России. Русский народ воспел эту борьбу в своих высоко поэтических песнях и былинах, история запечатлела на своих страницах подвиги и геройство казака, народные легенды хранят еще образы этого отдаленного и таинственного прошлого; но действительность была чрезвычайно суровой и тяжелой, исполненной военных бурь и треволнений, требовавшей кровавых жертв от казаков, осевших вдали от родины, в низовьях Днепра и Дона, двумя самостоятельными общинами, Запорожскою и Донскою.

Запорожское казачество возникло около половины XVI столетия. В исторических актах под 1568 годом находится прямое указание на Запорожскую Сечь как на самостоятельно существовавшую военную общину. Есть основание предполагать, что Сечь существовала уже за несколько десятков лет раньше упомянутого года. Во всяком случае, началом, если не возникновения Запорожской Сечи, то укрепления ее, в смысле более или менее законченной организации, можно считать вообще средину XVI века.

Вот что говорит в своем исследовании «Южная Русь и Казачество» известный историк Костомаров по поводу возникновения запорожского казачества: «Вероятно, образование Сечи совершилось не вдруг, а постепенно и возникло из рыболовов и звероловов, которые, как показывают акты конца XV и начала XVI веков, издавна имели обычай отправляться весною к порогам и за пороги Днепра, ловить там рыбу и зверей, а осенью возвращались в Украину и в украинских городах продавали свежую и просольную рыбу, и звериные шкуры. Условия пустынного края, куда отправлялись эти промышленники, были таковы, что они невольно должны были сделаться воинами. Занимаясь ловлей и солением рыбы, они каждую минуту могли ожидать нападения татар, и потому каждую минуту должны были быть готовыми отражать их. Такое положение делало их бодрыми, храбрыми и быстрыми. Переплывать днепровские пороги было дело трудное и опасное и приучало их делаться отважными мореходцами. Из промышленного товарищества неизбежно должно было образоваться рыцарское. Стали ходить за пороги на острова (в низовьях Днепра. – Прим. ред.) и в поле не только за рыбой и зверями, но и за военной добычей, нападали на татарские улусы, захватывали скот, лошадей, брали у побежденных конскую сбрую и вооружение. Была еще иная приманка для удальцов ходить на Низ. Из Турции чрез Очаков шел торговый путь в Московское государство; этим путем проходили купеческие караваны с товарами. Казаки нападали на них и расхищали везомое богатство. Возвращаясь с ним домой, они давали и другим повод покушаться на такой промысел. Украинскому населению пришлись по вкусу такие походы: число отправлявшихся весною на Низ с каждым годом увеличивалось. Те, которым нравилась одинокая бурлацкая жизнь, оставались в построенном укреплении зимовать; то была так называемая сирома, то есть серая голь, которой нечего было жалеть на родине и для которой жизнь была копейка во всякое время. Другие возвращались на Украину, но уже не хотели быть тем, чем судьба определила им быть до того времени, то есть нести мещанские и сельские повинности; они оставались и сами себя называли казаками»[1].

Таким же, происшедшим самобытно, явлением считает Запорожскую Сечь и другой историк – Максимович. «Внешние набеги, – говорит он, – и внутреннее угнетение Литвы и Польши в оное время (т. е. в литовский период Украины с 1340 года) общего хаоса служило поводом к составлению казачества за порогами днепровскими, там, где воинственный Святослав сложил свою буйную голову, сей первообраз голов казацких! Запорожье было гнездом, где родилась дружная, отважная, холостая ватага вольных казаков, плодилась без матери, ибо для нее была Сечь мать, а Великий Луг батько. Казаков сводила и дружила жажда воли, мести, битвы, добычи, и всякий выходец, кто бы он ни был, мог быть их братом, товарищем, только бы, принеся с собою боевую отвагу, он принял греческую веру и язык их»[2].

Сложившаяся таким образом запорожская община послужила вообще прототипом казачества и убежищем для лиц, стремившихся к казачьей жизни и самостоятельности. Запорожье представляло в таком виде патриархальную братчину. Здесь все были братьями по вере, языку, нравам, занятиям, обязанностям и обычаям. Простота жизни равняла всех, единство веры, даже при различии национальностей, было обязательным для всякого члена, не исключая иноплеменников, а трудовые занятия и борьба с врагами связывали сечевиков общностью деятельности и задач. Отсутствие женщин в Сечи и строгая кара на прелюбодеяние придавали товариществу характер монастырского учреждения. Но Сечь была в то же время и военным учреждением, поэтому дисциплина при столкновениях