– И где вы видели его? – я обвела взглядом холл с мозаичным сводом.

– Ммм, – Ленор скривилась, глядя в пустой отрезок коридора. – Удрал, наверное. Мальчишкам не объяснишь, когда нужно уделить больше времени здоровью. Но раз уж пришла – помогай! Мне! Видишь, как дышу?! Словно повозка в груди громыхает!

Ярость ошпарила грудь. Глаза на мгновение занавесила белая пелена. Наглость – второе счастье, воистину! По этому параметру госпоже Лазовски равных не было на всём Девятом Холме.

– Вы могли бы и в кабинет зайти, если вам нужна помощь! – я закусила губу, чтобы подавить гнев.

– Ну, раз уж мы здесь, не пойдём же мы обратно?! – выкрикнула Ленор. Одышки как не бывало: она тараторила, как телеграф, широко раскидывая руки и брызгая слюной. – У меня ноги не ходят! Я еле-еле до амбулатории дотащилась от рабочего квартала. Знаешь, сколько мне до сюда по ухабам шлёндрать?! Мне, немощной и бедной многодетной женщине?!

– Вы, кажется, на рынок шли! – я попыталась придать голосу максимальную твёрдость. – Вот и идите.

– Поосторожнее, жрица, – Ленор сморщилась, как печёное яблоко, и зыркнула на меня исподлобья. – Ой, безрассудная ты!

Мы застыли, сверля друг друга взглядами: грузная Ленор, привалившаяся к колонне, и я, бледная и малохольная, с ногами на ширине плеч и трубкой для прослушивания, сжатой в кулаке. И если в голове Ленор, наверняка, росло желание возмездия за неслыханную дерзость, то я судорожно соображала, как лучше поступить. Рвануть в кабинет, оставив Ленор в холле, или же сдаться и демонстративно осмотреть её, под предлогом оказания первой помощи? Удрать – означало сдаться. Пойти на поводу у Ленор – сдаться тоже. Решить бы ещё, какое из поражений станет более масштабным.

Сопоставляя обрывки мыслей, и придя, в конце концов, к выводу, что бесконечно лечиться от несмываемых проклятий будет куда хуже, чем перетерпеть унижение, я сделала выбор. Выполнить требование Ленор будет проще, проще, чем расхлёбывать последствия собственной глупости. Главное в такой ситуации сохранять спокойствие. Спокойствие и добродушие.

– Присаживайтесь, – буркнула я себе под нос. – И расскажите подробно про ваши жалобы.

Гневная гримаса на лице Ленор сменилась глубоким удовлетворением. Жабьи глаза участливо заблестели, а уголки рта поползли вверх. С довольным видом она оторвалась от колонны и понесла тяжёлое тело в кресло.

– Задыхаюсь, – самозабвенно выпалила она.

– На вдохе, на выдохе? При нагрузке? При ходьбе? В какое время суток чаще?

– Бедная больная женщина того и гляди к Покровителям уйдёт, а она ерунду спрашивает, – оборвала Ленор. – Не видишь, неуч, мне помощь нужна!

Но осматривать Ленор не пришлось. Едва я склонилась над ней, расстёгивая воротник, тишину прорвал скрип на высокой ноте.

Фигурные стекляшки в дверях звякнули, разбросав по полу цветные блики. Ручка повернулась, приоткрывая ход в наружность. В холл ворвался мощный поток воздуха, смешанного с дождём. Холодный ветер скользнул по ногам, забрался под юбку, раздув её колоколом. Тронул искусственные цветы в вазонах и, пробежав по стене, засвистел под потолком.

– Вот он! – Ленор оживилась и вскочила с кресла.

– Кто он?!

Но объяснять не пришлось. Яркая картинка сложилась в воздухе сама, из мозаики стеклянных бликов и дождевых капель.

Через раскрытые двери мне навстречу нёсся мальчик. Сложно было судить о его возрасте: он казался настолько измождённым, что едва держался на ногах. Землисто-зеленоватый цвет кожи выдавал тяжёлое малокровие, худоба – плохое питание. Длинные светлые волосы развевались за спиной, как плащ. Казалось, что он убегает от преследователей и надеется укрыться в амбулатории. А ещё казалось, что он рассчитывает на мою помощь. Но не как пациент, а как…

Услышав негласный призыв, я ринулась навстречу. Поймала его на бегу, ухватила за плечи и вгляделась в скуластое лицо. Циклов четырнадцать, не больше.

– Что нужно тебе, дитя? – промямлила я.

Мальчик поднял на меня бесцветные глаза в оправе длинных ресниц, и мороз пробежал по коже миллионом острых игл. Эти глаза не могли принадлежать подростку. Взор древнего старика пронзил меня и вышел остриём промеж лопаток. Казалось, что в нём заточено всё Сердце Земли. Вся его мудрость, все ошибки и вся скорбь.

– Что ты ищешь? – спросила я тише. – Ты прячешься? Кто обидел тебя?

Плечи мальчика мелко задрожали под моими руками. Глаза распахнулись ещё шире. Изогнутые ресницы почти коснулись лба.

– Мама?! – он выгнулся и потянулся к моему лицу.

– Мама?! – настойчиво повторил мальчик, ощупывая мои щёки.

– Ты кто? – я замялась, поражённая искренностью, – ты ищешь маму, мой золотой?! Постой… Твоя мама была здесь, да?

– Ты – мама?

– Я – не мама, – помотала головой.

– А кто тогда?!

Я украдкой взглянула на Ленор. Та с неподдельным удовольствием раскинулась в кресле, наблюдая за нами. «Продолжайте же, дети мои», – кричал её надменный взор. У неё, определённо, появится повод посплетничать с подружками сегодня вечером. Если, конечно, у Ленор Лазовски есть подружки.

– Я всего лишь жрица, – я с трудом подбирала слова, чтобы не напугать и не обидеть ребёнка. – Но мы попробуем найти твою маму, если ты расскажешь, в чём дело.

Глаза мальчика напряжённо забегали. На бледном лбу проступили капельки пота, а плечи задрожали так, что одежда пошла волнами.

– Я… – промямлил он, нервозно озираясь.

– Ты потерялся, да? – повторила я, сжав его потные ладошки в своих.

Мальчик помотал головой и оглянулся на дверь. Напуганный, словно подстреленный кролик: кажется, даже дышать боится. Вот и думай теперь, что означает этот жест.

– За тобой гонятся? – спросила я робко.

Маленький посетитель закивал. Солнце, выплывшее из за туч, заглянуло в холл сквозь стекло и разбросало блики в его спутанных волосах.

– Что же ты сделал такого, что тебя начали преследовать?

Мальчик выкинул руки вперёд и обхватил мои плечи.

– Спрячь меня, мама! – сорвалось с его губ вместе с капельками слюны.

– Мама? – я всё ещё не могла реагировать на непривычное слово, которым меня никто никогда не называл и не назовёт. – Но… зачем прятать тебя, дружок?

– Я всё расскажу! – выдохнул мальчишка, сжимая кулачки на моих плечах. Как во сне я заметила, что на жёлтом платье проступили грязные следы в форме ладоней. – Ты только спрячь, мам!

Пока я судорожно соображала, где можно укрыть мальчика, и не приведёт ли это меня в Пропасть, дверь распахнулась снова. Потоки ветра, ворвавшиеся в холл, иглами вонзились в грудь и плечи. Сначала я услышала цокот набоек, а потом дверной проём заслонила тёмная фигура. По выпуклым погонам и ружью, мотающемуся за спиной, я узнала дозорного.