И я вдруг едва не захихикала, ощутив огромное облегчение оттого, что между мной и всеми моими любовями пролегла тревожная чёрная степь. Ни один солдат любви не переползёт её, ни одно пылающее сердце не осветит тёмную ночь, и я могу в полнейшей безвестности доедать фирменный торт кафе «Нью-Йорк», тот, что из шоколада и персикового джема.

Вечером слушала печальную песню на незнакомом языке. Не сомневаюсь, что эта печальная песня о каштанах и о том, как важно однажды сожрать мечту, хотя бы в виде пряничного домика.

Бесценный друг М.

Как удивительно, что вы спросили об этом — ну, «верите ли вы, что участие в массовом психозе является верным способом социальной интеграции». Я верю, я очень верю, душа моя! Сегодня в четвёртый раз ходила поглядеть на Королевский дворец, но посреди моста поняла, что в таком тумане ничего не рассмотрю (в предыдущие попытки тоже что-то мешало, например вдруг наступала ночь). А потом шла берегом Дуная и видела демонстрацию, как понимаю, протеста, потому что какие-то мужчины кричали в мегафоны «немхоча» или что-то вроде этого, и я думала: да, да, я тоже страстно и всем сердцем не хочу. Женщины при этом били в барабаны, их я тоже очень понимала. В остальном же люди были веселы и нарядны, полицейский счёл нужным извиниться за беспорядок, на что я ответила: «Диар, ай эм фром Раша. Иц бьютифул энд кавай!»

Помнится, зимой одиннадцатого года я бегала на все зимние шоу — на Чистых, Триумфальной, Болотной и Сахарова. Тогда ещё никто не знал, что всё закончится пикниками «Афиши», и в этом была какая-то энергия, а может быть, даже трагедия. Поначалу я не признавалась мужу, куда иду, и на прощание расцеловывала котов с особым чувством, как навсегда. Потом, конечно, было немного стыдно — как влюбиться в дурака. Знаете? В процессе почти никакой разницы с обычным мужчиной, но при расставании многое проявляется, и бывает неловко за прошлую свою экзальтацию по столь недостойному поводу. И мне теперь неловко за страх и волнение, за то, как нюхала воздух и ждала хоть чего-нибудь, кроме «долгой счастливой жизни».

Потом повидала ряд демонстраций — на Ближнем Востоке, в Западной Европе, теперь вот в Восточной, а также участвовала в нескольких религиозных шествиях.

И знаете что?

Конечно, вы знаете.

Каждую ночь я ложусь в постель с новым устройством — то с айпадом, то с айфоном, то с андроидом. И вчера засыпала с андроидом в руке, в нём были ваши письма. Среди ночи вы, в лице телефона, завалились за кровать, но я вас вытащила и снова уснула. Поэтому, конечно, вы знаете, что творится в моей маленькой твёрдой голове.

Нет плохой и хорошей энергии, есть только сила или её отсутствие. Это ровно как про несчастную и счастливую любовь.

Напоследок дарю вам мой рецепт «прощального глинтвейна». В последний вечер перед отъездом (но так, чтобы до самолёта было не менее шестнадцати часов) берёшь большую кастрюлю, сливаешь туда всё недопитое бухло, накопившееся в доме за каникулы, добавляешь ворованный сахарок из кафе, какую-то пряность — и на огонь. Понятно, что в каждом городе получится свой неповторимый вкус.

В конце Будапешта у меня осталась почти целая бутылка красного шмурдяка, пятьдесят перцовой водки, немного «Уникума», апельсиновый сок, пакетик мёда и горсть травяного чая. Самое главное в рецепте — не побежать через два часа за новыми ингредиентами, иначе нарушится чистота опыта.

Сейчас глинтвейн уже отстоялся, и я попробовала.

Знаете, Будапешт оказался горьким и пряным.

Бесценный друг М.

Я совершенно не волновалась, когда вы пропали, и это не от сердечной жёсткости. Просто определённость в области чувств очень смиряет. Главные тревоги происходят вокруг неизвестности по вопросу «любит — не любит», а когда в этом ясность, наступает покой. Какая разница, где находится мужчина и чем он там занят, если любит? В таком случае даже не особенно важно, существует ли он на самом деле. А тех, которые не любят, не существует по определению.

Вы спрашивали, имела ли я в свой жизни опыт пенных вечеринок. По укоренившейся меж нами традиции я не буду отвечать на честный прямой вопрос честно и прямо, потому что такая манера убивает зарождающиеся отношения. «Да или нет?» — «Да». Ну вот что это такое? Как после этого развиваться? Куда? Правильный ответ на любой вопрос: «Зря вы так».

«Сколько времени?» — «Зря вы так».

«Хотите апельсин?» — «Зря вы так».

«У вас есть салфетка?» — «Зря. Вы. Так».

После этой реплики для двоих открывается будущее, огромное, как степь.

Так что отвечаю по уставу: Новый год оказался ярким.

Мой муж принёс идеальное дерево. Есть несомненная польза в долгом браке — лет за десять — пятнадцать люди всё-таки научаются и начинают многое делать как следует. После этого они обычно разводятся, но это уже детали, главное, что ёлка моя соразмерна и совершенна со всех сторон.

Потому что я женщина, я пекла яблочный пирог. К сожалению, он не получился по ряду причин. У меня не было скалки, и я раскатывала тесто бутылкой абсента, притом квадратной — видимо, его это оскорбило. Никогда не знаешь, к чему придерётся твой следующий яблочный пирог. Потом он слегка подгорел, а я его уронила при извлечении из духовки. Оба виноваты, конечно.

На этот Новый год Господь послал в семью гостя, и мы его не запекли, как обычно, а напротив, были приветливы. Может, и зря: гость принёс различные дары, в том числе и конфеты «Брат с Севера приехал».

Несколько раз в жизни мне пеняли на неблагодарность в отношении подарков, дескать, чего ни дай тебе, всё обгадишь. Я никогда не верила и считала это поклёпом. Но вы знаете… Так вышло, что на этот Новый год муж подарил мне унитаз. Красивый и соразмерный, как ёлка, крепкий, как купеческое слово, и весь белый, я пришла в восхищение. Но знаете ли вы, что я с ним сделала?.. Вооот. Люди не так уж глупы и несправедливы, как выглядят.

В остальном же вечер удался. Около полуночи я включила интернет-трансляцию Первого канала, и мы таскали из кухни еду под мучительные вопли уходящего года. На последних минутах каждый заходящий в комнату бросал взгляд на экран и говорил с привычным родственным отвращением что-то вроде «ох и рожа», «да что ж у тебя морда такая», «ойблин». С одной стороны, тревожно, когда народ в едином порыве объясняется в неприязни, а с другой, это как полусладкий шампунь, который забывают поставить в холодильник и пьют потом тёплым — каждый год, всю жизнь.

Ноутбук обнулил день, за окном застреляли, а тот всё говорил. «Да ты ещё и тормоз», — сказали мы и выпили дважды, сначала под петарды, а потом всё-таки под куранты.