Что можно покрутить из «что-где-когдашнего» про Копенгаген? Вообще-то вопросы у нас публикуются и заносятся в базу. Из тридцати девяти — тридцать шесть обыгрывают известную шутку о том, что это не Копенгаген, а два — про озеро Копенгаген в произведениях Булычева. Вот, нашел подходящий вопрос: «На копенгагенской Ратуше в начале тридцатых годов из часов выезжали две фигурки. Одна из них — человека с зонтом — обозначала плохую погоду. А какая фигурка появлялась в случае предсказанной хорошей погоды?» Подумаем… Выезжало что-то открытое. Неужели велосипедист? Действительно, неоднозначный персонаж в городе — только успевай уворачиваться. После стажировки в Амстердаме я зарубил себе это на носу.

Ладно, в Копенгагене возьму велосипед и проедусь, хотя лучше бы катер — Северная Венеция все-таки, как и Брюгге, Амстердам, Петербург. И мне они нравятся больше той, которая на юге. Летом в них особенно хорошо, пусть и в самом его конце. Я люблю лето, люблю тепло, потому что холод вызывает у меня хандру. Так и записываем: «Напрокат: велосипед — одна штука, велосипед водный — тоже одна».

Рюкзак собран, пора в аэропорт. Совсем забыл! Надо же застраховать свою машину, почти совсем новую. Годик всего. Как говорят наши маркетологи, она потеряла в цене процентов сорок. Я полагаю — тридцать.

Когда приезжаешь в авторизованный автосервис на новой машине, тебе улыбаются специально подобранные красивые девушки, предлагают плановое обслуживание, дополнительное, бесплатную мойку и горячий чай с сахаром в пакетиках с фирменным логотипом. При возврате машины вручают коробку недорогих конфет. И ты даже не замечаешь, что с тебя содрали раза в полтора больше, чем это стоит в нормальном месте. Да и бог с ними.

Тебя радует терпкий и свежий запах кожи, новые кармашки в самых неожиданных местах, предназначенные для нужных в дороге мелочей, изгибы дороги — проходишь их, не снижая скорости, ямы не объезжаешь, пока подвеска еще не устала. Сидя за рулем новой машины, испытываешь триумфальное чувство молодости и оптимизма. Кайф от новой машины заканчивается довольно скоро, но забыть его невозможно. И, в отличие от всего «первого», — секса, опьянения, поездки в другую страну и так далее — его можно повторить.

Машина у меня не самой популярной марки — джип. Не городской паркетник, который легко залезает на любой бордюр, и не «Паджеро» — символ бандитов предыдущего десятилетия, а самый настоящий американский джип. Честно говоря, он был выбран мной не из соображений престижности. Ведь в России американские машины не очень-то котируются. Да и собирают японцы гораздо лучше. И цена ни при чем, корейские дешевле. Мой предыдущий автомобиль был корейцем, он и сейчас у меня, верно ждет предателя-хозяина в углу гаража.

С детства мне врезалась в память военная фотография деда: он молодым майором стоит у открытого Willys MB — или, по-нашему, «Виллиса». Тринадцать тысяч произведенных в сороковые «Виллисов» толком не подходили ни для разведки, ни в качестве машин сопровождения. А вот командиры дивизий, полков и батальонов пересели на них очень скоро. Так «Виллис» стал частью образа офицера-победителя.

Джипы всегда вызывали у меня теплые чувства. А газик, на котором дедушка передвигался в пятидесятые годы, называли в просторечии ХБВ — сокращение от «хочу быть «виллисом»». Да, сначала их просто копировали с «виллисов», после чего быстро поняли, что на наших дорогах они переворачиваются. Стали разбираться, почему — выяснилось, что «Виллисы» специально делали узкими, чтобы они влезали в американские транспортные самолеты. Колесную базу расширили — и пошла, пошла машина через горы, через расстоянья.

После крупного бонуса, первого в моей жизни, за чудесное спасение контакт-центра и самой компании от санкций, которые уже были выписаны нам Росстрахнадзором, я потратился на новый автомобиль. Впрочем, и старый корейский оставлен не был. Я ездил на нем в непогоду, как лошадь в галошах поплоше. В ясные дни и те из вечеров, которые обещали быть романтическими, я садился в джип.

Я посмотрел на своего красавца из окна и позвонил Наталье Николаевне — начальнице нашего отдела по работе с ВИП-клиентами и моей подчиненной, хотя весьма условно. Страхуя недвижимость и автомобили, она всегда могла позволить себе выйти на боссов нужного уровня.

Наталью Николаевну все называли Пушкиной. Она, конечно, не Пушкина и не Гончарова, но, как ни странно, Ланская. Может, и генерал у нее когда-то был. Сейчас ее дети подросли, а Наталья Николаевна продолжает нести службу. Мы сменяемся — директоров было несколько за пять лет, — а она вечна.

Кабинет Ланской находится в глубине здания и не имеет стеклянных стен. В нем не приходится чувствовать себя обитателем аквариума. А после обеда даже можно вздремнуть. Да и важные беседы хорошо проводить без посторонних глаз и ушей. Впрочем, сейчас всё-таки удобней вызвать ее к себе.

Быстро она, однако, и двух минут не прошло. Вошла, как всегда, взволнованная и услужливая чуть больше, чем того требует хороший вкус.

— Александр Михайлович, дорогой, как же я рада вас видеть!

— Вы видите меня каждый день на планерке.

— Но я ведь знаю, зачем вы меня вызвали. Мне вдвойне приятно. И вам помочь…

— …И план выполнить. Мне, надеюсь, страховка обойдется дешевле, нет? Вы же знаете, вожу аккуратно, — улыбнулся я. — Мои знакомые считают мою манеру езды издевательством над возможностями мотора.

— Но вы же у нас в прошлом году не страховали.

— В прошлом году я страховал в салоне покупки. Но я не хочу отдавать деньги чужой компании. И, кстати, это будет дешевле, чем в салоне, не так ли?

— У нас надежная компания, и, следовательно, высокие тарифы. Да вы же знаете, вы их сами подписываете.

— Ну, значит, мне придется смириться и стать спонсором нашей компании. Надеюсь, премия, которую мы с вами получим за выполнение плана, окупит мои дополнительные расходы. — Я улыбнулся.

Этот бессмысленный корпоративный треп длился еще минуты три. Я знал, что Наталья Николаевна предоставит мне дополнительную скидку в четырнадцать процентов, которая полагается по должности, но восемнадцати президентских не будет.

— Наталья Николаевна, мы можем делать реверансы и комплименты друг другу сколько угодно, но давайте наконец приступим к делу.

— Давайте, Александр Михайлович, я-то начала думать, что это вступление такое, а на самом деле вы на ковер меня вызываете.

— За что?

— По поводу Bentley нашего дорогого Фридриха Карловича.

Недавно Фридрих Карлович — несмотря на имя, абсолютно русский человек, сын и внук высокопоставленных коммунистов и хозяин банка, которому принадлежала наша компания, — в четвертый раз за год наехал своим «Бентли» на статую высокохудожественной ценности.

— Нам снова придется платить, — вздохнула Наталья Николаевна, — и гораздо больше, чем сумма тех взносов, которые мы были вынуждены установить.

— Но вы-то в чем виноваты?

— Спасибо, мой дорогой. А вот ваш предшественник всегда на меня орал. Ему же не объяснишь, что я ни причем…