ему. Толстяк уже был не в состоянии воспринимать что-либо. Он не разобрал ничего из сказанного ему. Только лишь одним подсознанием он понял, что в этой фразе прозвучало его имя. Виги.

***

Вряд ли сейчас он был Лантевитом. Вряд ли он был. Да и что можно было подразумевать под сейчас, когда нет реальности. Он был энергией. Стаей мелких морских рыбок, слитых воедино, но раздельных по своей природе. Груда дровинок, объединенных пламенем костра.

Он видел брамы. В них и нужно было стремиться. Там и была цель его плавания в этом пространстве. Кучи отблесков и огоньков со всех сторон освещали это облако.

Вскоре он увидел, что было нужно. Ради чего выжидал непонятное время. Возможно мгновение, а может и сотни лет. Трудно сказать, ведь здесь даже невозможно было мыслить.

Такое же облачко плыло. Аметистовая энергия видела браму, куда направлялась эта энергия. Оно было красным. Лантевит был быстрее. Перед самой брамой он его обогнал. Аместистовое облако погрузилось в темноту.

Глава 2

Он долго смотрел на облака. Лёгкие ветра месяца Дейтера с трудом толкали идущую с горизонта тучу. Скоро должен пойти дождь. Он не любил дожди в этот месяц. Мягкий тёплый воздух остужался дождём. Кости нещадно ломило в эти моменты. От сырого воздуха после дождя чувствовался лёгкий озноб. Появлялась грязь, плесень, а с ней и разные насекомые. В остальное время года он тоже не любил такую погоду. В месяц Клама чистое небо и вовсе было редкостью. Однако больше всего ему не нравилось, когда дождь портил теплоту и чистоту дня в любимое для него время года. В это время, в месяц Дейтера.

Облака ползли медленно. Дождь пойдёт явно только через несколько часов. А пока можно было наслаждаться нагретым солнечными лучами воздухом и запахом свежей травы. Если бы ещё он мог сделать хотя бы вздох без боли.

Он лежал на земле. Старался двигаться как можно меньше. Попытка встать окончилась для него судорогами в ногах, головокружением и болью в животе. Грудь медленно поднималась. Дыхание было растянутым, глубоким.

Времени он не считал. Солнце как оставалось вне его глаз, так и было по-прежнему там. Своим ощущениям решил не доверять. В такие минуты мозг часто вводит в заблуждение. Он не понимал, сколько пробыл в полудрёме. Единственное, о чём можно сказать точно – боль спадала.

Пока он лежал на земле, успел привыкнуть к новому тело. Очевидно, что его новое тело было достаточно молодым. По ощущениям он полностью здоров. Боли и слабость можно списать на последствия перехода и не обращать на это должного внимания. Его зрение и слух обладали чёткостью, от которой уже успел отвыкнуть. Зубы не такие ровные, как прежде, но хотя бы полностью здоровые. Телосложение по-прежнему оставалось худощавым.

В голове роились разные мысли. Он больше не Лантевит. Тот маг-регент теперь ощущался как иной человек. Если и говорить о нём, то как о герое легенд или детских сказок. Лантевит был таким же героем, который для этого мира не существовал.

Перерождённый пока не дал себе новое имя. В этом мире оно может быть оскорбительным или просто глупым. Неизвестно, на каком языке говорят местные. За три прожитые жизни в разных мирах он обнаружил, что большинство наречий сходны. Отличия присутствуют в обозначении уникальных вещей из этого мира: названий растений и животных или магии.

Миры эти связывает также и наличие общей религии. Культы и обычаи имеют отличия, но пантеон всегда один и тот же. Несколько королевств в каждом из миров признают этих богов. Они обозначают этот пантеон разными названиями, последователи и священные события разнятся, но даже имена богов всегда остаются одинаковыми. Все месяца годичного цикла в каждом из миров уникальны, кроме единого для всех месяца Дейтера.

За время раздумий боль порядком ослабела. Он медленно привстал на локтях. Тело пронзила тупая боль. Напряжённые мышцы горели. Такую боль он мог вытерпеть.

Если бы Лантевит спал на земле, подумал он, то его старые кости болели бы сильнее.

- Лорелас бы брезгливо плюнул, когда увидел таких дряхлых и слабых колдунов.

Свой голос он не разобрал за хрипотой. Горло пересохло от жажды. Ему хотелось откашляться, но в своём состоянии он не решился это сделать.

Сесть было гораздо проще. Вес перешёл с мышц спины и живота на позвоночник. Боль утихла и наступило облегчение. Появились силы для дальнейшего движения.

На ноги он вставал долго. Делал передышку, когда встал на четвереньки. Когда попытался встать на коленях, живот скрутило от спазма. Он сжал зубы от напряжения. Нельзя было позволять боли победить, отбросить его обратно на землю. Голову посетила мысль, что боль не пройдёт, если он будет лежать на прохладной земле.

На дрожащих ногах он пошёл не разбирая дороги. Нужно было лишь идти вперёд. Не важно куда, главное – идти.

Перерождённый шёл через заросший луг. Трава доставала до колен. На пути человека попались несколько нор полевых животных, куда тот провалился по щиколотку. Ногам возвращалась чувствительность. Человек в один момент осознал, что боль он испытывает лишь потому что к его штанам прицепились репьи, а в сапоги насыпались семена кустарника, отдалённо напоминающего сухоцвет красный.

Мысли о боли прошли. Ноги достаточно окрепли, а разум прояснился. Теперь можно думать, что ему нужно делать дальше.

Человек для начала решил осмотреться. По всей округе раскинулся дикий луг. В густой высокой траве виднелись кустарники. Всюду росли редкие цветы. Лёгкий ветер приводил бескрайнее море в движение.

В глазах перерождённого зарябило. Он перевёл взгляд на голубое небо. Помогло не сильно, но хотя бы глаза перестали слезиться. Благо, что голова не кружилась больше. Боль сносить он в состоянии. Быть немощным означало для него то же, что и быть ничтожным. Старый Лантевит всегда казался ему слишком мягким, уставшим. Даже в зрелые годы тот не отличался большим запасом жизненной энергии. В первое время мириться с этим было очень тяжело. До конца искоренить мягкотелость так и не удалось, как бы тот не пытался. Молодых годов у Лантевита не было, перерождённый знал только его в зрелости. Ему предшествовал Лорелас, который к моменту перехода уже обзавёлся сединой. Сейчас перерождённый снова молод. Как был некогда молод тот, с кем нет ничего общего для него, кто не был перерождённым.