— Совсем умом тронулся от лихорадки.

Последовали проклятия, а затем взволнованный вопрос:

— Что же нам делать, Манрике?

Второй голос, мягкий, вкрадчивый и непреклонный произнёс:

— Он должен идти! Попробуй ещё раз воду, Эррера. Только держи его крепче и дай мне поговорить с ним. Возможно, я смогу успокоить его.

Снова душ из солоноватой воды, которую он умудрился непроизвольно вдохнуть и закашляться, поперхнувшись. Мартин попытался сопротивляться, но его руки были схвачены такой хваткой, которую не смогли бы разорвать и два Мартина. Он, дрожа, поднял голову, его взгляд был ошеломлённым и диким.

Перед ним стоял человек по имени Манрике. Он был тонким и легковесным, в то время как Эррера был широким и тяжёлым. Его лицо тоже было желтоватым, костлявым и обгорелым на солнце, но борода была аккуратно подстрижена, а глаза смотрели умно, с каким-то печальным юмором.

— Педро, — тихо сказал он. — Послушай, амиго. Ты должен встать и пойти с нами. Мы должны отправиться с Эрнандо де Чавесом, а сам Альварадо покинет это место завтра, так что, если ты не пойдёшь, тебя вместе с другими больными оставят на милость индейцев. Ты понимаешь?

— Б-ррум! — гремели барабаны. — Б-ррум-бум!

Мартин попытался трижды, прежде чем смог произнести слова.

— Нет, — прошептал он. — Я ничего не понимаю. Кто вы?

Он заговорил по-испански, и это вышло у него само собой. Позади него застонал Эррера.

— Клянусь окровавленным подбородком Уицлпочли! Кто мы такие? В самом деле? Болезнь сожрала его разум.

Манрике сказал успокаивающим тоном, каким разговаривают с испуганным животным:

— Два дня назад у тебя был солнечный удар. С тех пор ты лежал как мёртвый, и мы думали, что нам придётся оставить тебя здесь. А сегодня на рассвете ты вскочил и закричал, и мы возились с тобой почти три часа. — Он положил руку на плечо Мартина. — Теперь ты должен встать и идти, не показывая, что ты болен. Иначе ты останешься здесь и умрёшь.

Мартин посмотрел за спину Манрике. Он чувствовал странное головокружение, как человек, попавший между двумя снами. Местность ничем не отличалась от той, которую он покинул. Те же джунгли, те же высокие горы на заднем плане, та же жара и запахи. Там была типичная индейская деревня с соломенными хижинами, вокруг которой была расчищена земля под кукурузу. Она была похожа на любую из сотен таких деревень, которые он видел, и он чувствовал, что сможет легко найти дорогу отсюда обратно в свой лагерь….

В деревне были солдаты. Такие солдаты, как Манрике и Эррера, бородатые мужчины в стальных колпаках и морионах, в нагрудниках из кованой стали и доспехах из стёганого хлопка, в сапогах, плащах и старинных бриджах. Они были вооружены мечами, пиками и арбалетами, а у некоторых были аркебузы, и ещё были лошади с высокими сёдлами и уздечками, украшенными серебряными кольцами. Был слышен гвалт голосов, проклятья, крики и смех, ржание и топот. Грохотали барабаны, где-то заревела труба, и послышался прекрасный звук, похожий на звон цимбал — лязг оружия и кольчуг.

Солдаты Испании. Люди и лошади из Испании, знамёна, блестящие толедские клинки и мавританские сёдла. Солдаты Испании и человек по имени Альварадо.

Мартин рассмеялся. Раскопки и лагерь находились не так уж далеко в пространстве, но более чем на четыре столетия во времени. Он знал историю Гватемалы. Он знал, где он был и когда. Он снова рассмеялся, и Манрике не без труда остановил его.

Мартину пришла в голову другая мысль, неизбежная и самая страшная. Он обдумал её, не отрывая взгляда от беспорядка, царившего в деревне. Чуть в стороне, поодаль от испанцев, находился второй лагерь, насчитывавший около тысячи человек. Это были индейцы, но другой породы, не коренастые деревенские жители, а высокие, со свирепыми глазами и хорошим вооружением. «Это, должно быть, тласкаланцы», — отстранённо подумал Мартин. Рекруты из Мексики.

Он произнёс вслух, очень осторожно, как ребёнок, повторяющий урок:

— У меня был солнечный удар. В течение двух дней мой разум был мёртв.

Манрике кивнул.

— Это так.

— И, — сказал Мартин, — вы меня знаете.

Позади него Эррера застонал.

— Мы приехали из Эстремадуры вместе, compadres, и сражались под командованием Кортеса от Кубы до Теночтитлана. И он спрашивает, знаем ли мы его! Педро, Педро, что с тобой случилось?

Манрике коснулся своего виска:

— Это солнце, — он улыбнулся Мартину. — Всё вернётся к тебе через день или около того. А теперь вставай, и я помогу тебе со снаряжением.

— Подождите, — сказал Мартин. — Нет, ты можешь отпустить меня, Эррера, я не буду буянить. — он крепко зажмурился, глубоко вздохнул и собрался с духом. — Как меня зовут?

Манрике вздохнул.

— Янез, — сказал он. — Педро Янез.

— Педро Янез, — прошептал Мартин.

У Педро Янеза случился солнечный удар, и Эдвард Мартин отправился путешествовать во времени. Один разум погиб, сожжённый солнцем, оставив после себя пустое тело, а другой разум вырвался из времени, засосанный образовавшимся вакуумом, пойманный в ловушку — и тело Педро Янеза внезапно подпрыгнуло и закричало…

Мартин открыл глаза и оглядел себя.

Пара рук, очень худых и сильных, с белым шрамом на тыльной стороне одной. Длинные ноги, обутые в кожаные сапоги, изорванные в клочья многочисленными переходами, а выше худощавое незнакомое тело, одетое в рваные штаны и кожаную рубашку, протёртую там, где её натёрла сталь.

Он поднял свои чужие, покрытые шрамами руки и закрыл ими лицо. Он ощупал изогнутый ястребиный нос и длинную надменную челюсть. Он ощупал бороду, покрывавшую подбородок, и те места над висками, где стальной колпак стёр волосы. Он заплакал медленными слезами полного отчаяния.

Прозвучал пронзительный, властный звук трубы. Барабаны забили быстрее. Люди начали выстраиваться в шеренги, всадники садились в сёдла.

— Идём, Педро! — крикнул Манрике. — Идём!

Но Мартин сидел на земле и плакал.

Эррера наклонился, взял его за обе руки и поставил на ноги. Он держал его так, пока Манрике застёгивал на его спине и груди доспехи из закалённой стали и пояс с длинным мечом. Вдвоём они надели ему на голову стальной шлем, дали в руки острую пику и повели прочь, держа прямо, а Мартин, спотыкаясь, тащился между ними, с лицом пустым, как у мертвеца.

Сквозь странную дымку, в которой звуки и краски были размыты, словно из-за расстояния, он увидел, как длинная шеренга людей начала двигаться, а впереди них — лошади и знамёна. Он был частью этой шеренги. Он услышал звуки трубы и барабанов, а также приглушённый топот, когда позади выстроились индейские войска в мягких сапогах. В воздухе стоял едкий запах пыли, а издалека за