– Сорок восемь синих и двадцать три красных, – отрапортовал Суханов.

– Значит, так, повышаем синие баллы до шестидесяти восьми, – вынес вердикт Забродин. – Это будет справедливо.

– Что же получается, у убитого синих баллов больше, чем у убийцы? – возмутился Суханов. – Так не может быть!

– Очень даже может, – невозмутимо произнес Забродин. – Этот игрок столько наворотил глупостей и гадостей, что шестьдесят восемь ему будет в самый раз. А ты, Славка, имей совесть, не торгуйся.

Семенов уловил полный ненависти взгляд, который Суханов бросил на Юлию. Ну, ясен пень, два помощника одного шефа никак хозяйскую любовь поделить не могут. Плавали, знаем.

Забродин нравился Семенову все меньше и меньше. На этих совещаниях они обсуждают человеческие судьбы и трагедии. Обсуждают даже убийства. И делают это цинично, сухо, обстоятельно, как будто товар на рынке выбирают. Ему, Валентину Семенову, повидавшему за свою службу немало трупов и убитых горем близких погибших, такой цинизм неприятен. И баллы какие-то… Спросить нельзя, а понять ничего невозможно.

Для того чтобы найти неуловимую Яну Орлову, оперативникам Роману Дзюбе и Геннадию Колосенцеву нужно было первым делом разыскать Евгению Головкину, чьей сим-картой, судя по всему, пользовалась Яна. Но это оказалось не так уж и просто. То есть сначала все пошло довольно быстро, а потом застопорилось: выяснилось, что Евгения нигде не учится, не работает, проводит время как ей вздумается и тусуется с компанией наркоманов. В частности, благодаря помощи местных милиционеров удалось выловить знакомых Жени, которые сказали, что вроде бы Женька уехала к кому-то на дачу, но к кому именно – никто не знал, и родители ее тоже этого не знали, только вздыхали и говорили, что не могут за ней уследить и она совсем от рук отбилась. Правда, вроде бы обещала вернуться в воскресенье вечером.

Пришлось тратить вечер выходного дня на очередную попытку встретиться с Головкиной. На этот раз попытка удалась: Евгения была дома. Дверь им открыла мать девушки, с которой они уже виделись, когда искали Женю. Женщина выглядела хмурой и расстроенной.

– Проходите, – буркнула она. – Женя в своей комнате. Только не знаю, станет ли она с вами разговаривать.

– А что, она не в духе? – весело поинтересовался Роман Дзюба, рыжеватый, крепко сбитый качок с мускулистой толстой шеей и широченными плечами.

– Да она всегда не в духе. – Мать обреченно махнула рукой. – Туда идите.

Оперативники без стука открыли дверь маленькой комнатки и вошли. Женя Головкина, худая, бледная до синюшности, в мешковатых джинсах и растянутой длинной майке, сидела на диване, забравшись на него с ногами, лицом к работающему телевизору, однако по ней было видно, что происходящее на экране ее мало интересует. Она медленно повернула голову в сторону вошедших и вяло спросила:

– Чего надо? Вы кто?

Оперативники почти сразу поняли, что большой пользы от разговора не будет. То ли Женя была под кайфом, то ли ее уже начало ломать. И в том, и в другом случае надежды на девчонку никакой. Но не разворачиваться же и уходить, раз уж приехали в такую даль!

Минут десять пришлось потратить на то, чтобы Евгения прониклась необходимостью отвечать на вопросы.

– Кому ты отдала свой телефон?

– Никому, вот он. – Девушка лениво протянула руку к висящей на стуле толстовке и достала из кармана мобильник. – Вы вообще чего?

– А как понять, что вот этот номер, – Колосенцев, стройный брюнет с ранней обильной сединой, сунул ей под нос бумажку с цифрами, – зарегистрирован на тебя? Кто им пользуется?

Женя наморщила лоб, пытаясь сообразить, чего от нее хотят. Потом лицо ее просветлело.

– А, вы про это… Это меня один хмырь попросил, прикинутый такой, прикольно было.

– Зачем?

– А я откуда знаю? Он мне не отчитывался.

– Ну, как он объяснил свою просьбу? – допытывался Колосенцев. – Он же должен был хоть что-то тебе сказать.

– Да не помню я, – раздраженно отмахнулась Женя. – Чего пристал?

– А ты вспомни, – ласково проговорил Геннадий. – Тебе же лучше будет. А то знаешь, как плохо у нас обращаются с теми, у кого проблемы с памятью?

Видимо, Женя или знала точно, или примерно представляла, насколько плохо обращаются «у них» с забывчивыми.

– Ну, этот чел сказал, что хочет подарить телефон своей подружке, но не хочет светить свое имя в базе данных телефонной компании, потому что у его жены есть возможность проверить, а она жутко ревнивая.

– А что, подружка без рук – без ног, – ехидно осведомился Колосенцев, – сама купить не могла?

– Так я тоже спросила, мол, чего ваша подружка сама не купит, на свое имя? А он говорит, что это вроде как подарок, сюрприз, у нее день рождения. Ну, а мне какая разница? Жалко, что ли?

– Он денег дал? – подал голос Роман Дзюба, до этого стоявший молча.

– Ну, а то! Стала бы я просто так колотиться.

– И много дал?

– Твое какое дело? – окрысилась Женя.

Колосенцев неодобрительно посмотрел на напарника: нельзя задавать такие вопросы, если хочешь добиться достоверной информации. Зачем людей злить и ставить их в неловкое положение? Они же не незаконное извлечение доходов расследуют. Ох, учиться еще этому пацану зеленому и учиться!

– Да мне без разницы, сколько он тебе дал, – сказал Геннадий как можно добродушнее. – Ты эти деньги честно заработала. Какой он, этот человек?

– Не помню.

Ну вот, началось… Все-таки разрушил Ромка своим дурацким вопросом едва наметившееся доверие.

– Когда это было?

– Не помню, но давно.

– Как давно?

– Да фиг его знает, может, месяц назад, может, два.

– А может, три?

– Может, и три. Отстаньте. Ничего больше не знаю.

Да, с Женей Головкиной каши не сваришь, у нее уже с памятью проблемы и с мозгами. Они еще минут двадцать задавали вопросы, пытаясь выяснить, как познакомилась Женя с этим неизвестным мужчиной и в каком офисе оформляла покупку сим-карты, но ясность так и не наступила. Женя помнила все очень плохо или не помнила совсем. Правда, судя по тому, как все происходило, приобретала она карту где-то поблизости, но что толку от этого знания?

Едва за оперативниками закрылась дверь квартиры Головкиных, как Роман Дзюба схватил Колосенцева за рукав.

– Ген, ты заметил насчет матери? – возбужденно зашептал он.

– Что насчет матери? – недовольно откликнулся Геннадий.

– У нее скованные движения, она двигалась осторожно, как будто ей очень больно. Поверхностное дыхание, такое бывает при ушибе или переломе ребер. И на лице синяки, замазанные тоном. Похоже, муж-то ее поколачивает. Не все ладно в этой семейке. Надо бы к ней присмотреться.