Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я увидела существующий строй во всем его безобразии. Я увидела его стремление заглушить все хорошее и сделать людей машинами, втиснуть их в рамки закона и мнимой святости. Я видела, как падали в бою за ниспровержение этого строя, и я была в рядах этих. Я чувствовала. Я чувствовала, что порабощение только тогда вырвется с корнем, когда уничтожена будет всякая форма государства, когда будет царствовать ничем не ограниченная свобода личности, когда никто не будет стоять на пути внутреннего развития мира, человека. Принципы анархизма заложены во мне самой природой и я узнала о существовании теории анархизма только после того, как меня лишили места. Я не встречала анархистов, и знакомилась с анархизмом только по книгам. В каждом слове я видела себя, я чувствовала, что в анархизм воплощена я сама, что таи пишущий словно мои мысли позаимствовал. И я уже твердо стояла на ногах.
Я сделаю маленькое отступление: после того,. как я перестала верить в Бога, я была вегетарианкой, хотя это продолжалось недолго. Кровь и кровь повсюду лилась реками; порою казалось, что весь мир тонет в крови и... „кровь за кровь“ стало моим лозунгом. Я не подставлю другой щеки, когда меня бьют, а за один удар — дам 10 ударов и тем самым прогоню охоту у них бить. Иначе было невозможно.
Нужны были средства для практического осуществления идеи — уничтожения уничтожающих миллионы. Не преступление убить одного и этим дать возможность жить тысяче. Наши богатства, добытые потом и кровью, в руках сильных и с оружием в руках мы отберем у них то, что они захватили у нас силой; против силы — мы силу поставили. И будучи вегетарианкой до 18 лет, боясь сделать больно не только человеку, но и животному, я уже теперь шла с оружием в руках, готовая грудью встретить глашатаев рабства и представителей гнета. И повсюду лилась кровь, кровь тех, кто своими трудами держал весь мир, на чьих плечах ездили все, кто хотел, кем понукали в разные стороны.
Я видела кровь... кровь... на моих глазах убили братьев Валдаевых в Казатине, в 1905 году. И младшего убили за то только, что он любил своего брата, за то, что не мог расстаться с ним. Я видела их трупы. Я видела лица убитых, и светлая улыбка играла на них. В груди закипела-, жажда мести... еще сильнее зажглось желанье свергнуть иго рабства. Все во мне заговорило, поднялось. Меня уже не останавливала необходимость лить кровь. Чем больше будет пролито ее, тем скорее мы дадим возможность „жить“. Тысячи умирают от голода, от болезней, развившихся на почве нищеты... тысячи так гибнут! Так не кровопролитием будет гибель представителей гнета. Нет! Убивая одного — я даю возможность жить сотням, тысячам; я убийством своим не прекращаю жизнь, а даю ей возможность развиваться во всей широте. В то время, как у меня сердце разрывалось на части при мысли о той ужасной нищете и грязи, на жизнь, среди которых обречены миллионы, я видела равнодушно холодные лица, спокойно продолжающие свое пустое дело. Я металась из стороны в сторону, не находя места, а между тем как дивно-прекрасна могла бы быть жизнь человека, как много могла бы вносить в жизнь каждая своеобразно-развивающая личность!... Какая гармония могла бы быть в жизни и в отношениях людей!.. И я знала, что это могло бы быть, и я видела тех, кто мешал осуществлению этого идеала, кто стоял преградой... Я не стану развивать своего теоретически-го взгляда, не стану давать научного обоснования —желающие могут и помимо меня это узнать; я скажу лишь несколько слов о своем духовном мире.
Миросозерцание каждой личности должно вытекать непосредственно из глубины души, исходить от сердца и разума. Только искренность может творить, только в ней заложена идея творчества. Все искреннее, вытекающее из глубокого убеждения, все то, во что верят, способно творить, может творить, воплощаться в жизнь и зажигать сердца многих... Я шла, твердо веря в свой идеал, в правоту своих убеждений; шла, побуждаемая внутренним миром. Я не могла иначе — и за мной шли. За мной не могли не идти, потому что идут за всеми, кто искренни. Человека нельзя втиснуть в известную определенную рамку. Внутренний мир его настолько богат, разнообразен, что никакая клетка не в силах вместить его. Только самое широкое, свободное, абсолютно ничем неограниченное развитие личности можно применить к такому богатому миру, как душа человека. Свободное, естественное развитие личности — есть первая необходимость. Дать волю развиться всему, не только тому, что есть у человека, но и что может быть у него, что заглушено.
Душа человека — это упругая вещь, что не вмещается ни в каких ладах. Ее строят на всякие лады, но от времени до времени струны, неправильно настроенные, лопаются, и раздаются естественные, мелодично-стройные звуки. Ее нельзя сотворить, потому что она сама творит. Как ни придавлены, как ни заглушены люди, все же от времени до времени выделяются сильные натуры, одним решительный взмахом сбрасывают маску, надетую буржуазией и ее моралью, идут и захватывают своим энтузиазмом целые сотни тысяч, разжигая в них жажду и с себя сбросить маски, стать хозяевами всего, что их, и что в них вы так искалечили и обезобразили, развив слабость, неуверенность в себе... Но выдвинувшиеся сильные личности, прозревшие, — раскрывают глаза темным, зажигают желание красивой, свободной жизни. И они, эти личности, сильные и свободные, как сама жизнь, являются творцами, а не вы, замаскированные, грязные...
Только посмотрите на картину, так резко бросающуюся в глаза: по одну сторону — вы, с вашими законами, поощряющими все подлости, с тюрьмами, с властителями и их присными; ваш идеал — насилие, гнет и рабство. На стороне его стоят нанятые... стоят те, кому платят за это. Перестаньте платить — и некому будет сторожить. По другую сторону мы стоим. Наш идеал — полное освобождение личности, предоставление ей возможности самого широкого развития всех ее потребностей и их удовлетворения. Наш идеал — красивая, свободная и светлая жизнь, творцами которой будут счастливые, свободные и довольные люди. Мы не охраняем штыками своего идеала,, мы не нанимаем стражей для его поддержания — мы сами стражи его, гордые и смелые, с