class="p1">Керк рассмеялся. Просто и открыто. Покачал головой, но сказал, не желая указывать женщине, что она сама себе противоречит:

— Надо же, а я-то себя считал параноиком… Нет, уважаемая. Не хочу никого обидеть, но уж если бы это шоу устраивал я, я б озаботился набрать себе девочек…

Помоложе.

Керк не стол говорить, что и посимпатичней, и повыше ростом, и поздоровей, и не столь вредных и злобных, так же промолчал и о том, что мужской климакс обычно необратим, и насчёт «перетрахаться» — ну никак!.. Но промолчал, лишь снова многозначительно посмотрев женщине в глаза.

Ответный взгляд буквально светился ненавистью! А ведь он даже не намекнул на то, что с возрастом многие старухи… Становятся просто склочными и злопамятными мегерами. Бабами Ягами. Ненавидящими всех, у кого есть … в штанах. При этом превращаясь из милых старушек в нелюдимых любительниц кошечек или вычурно-идиотски выглядящих собачек. Которых нормальные люди избегают. И которых так и хочется…

Нет, не посадить в «паучью банку», и уж тем более — не «трахнуть», а просто…

Сжечь на костре!

Глядеть на их молчаливую дуэль первой надоело Рахель. Она буркнула:

— Может вы перестанете играть в «кто кого переглядит», и мы, наконец, пойдём?

— Идите! — Агнетта вновь дёрнула плечом, отчего уже и складки на животе затряслись, — Я никого не держу! Но и позволить какому-то старому маразматичному идиоту помыкать мной, или приказывать мне, я никому такого не позволю! И никогда не позволяла! Есть у меня и свои мозги! — последовало постукивание пальцем, скрюченным, как у какого-нибудь грифа-стервятника, по виску, покрытому тонкой кожей в пигментных старческих пятнах, — Дожила до седин прекрасно, и никого не спрашивала совета!..

То, что от злости женщина не могла чётко сформулировать мысль, или нормально построить предложение, Керка уже не забавляло.

Он вздохнул, постаравшись только скрыть облегчение:

— Возможно, это как раз именно то поведение, которого и ждут от нас устроители или режиссёры этого шоу. Чтоб мы переругались. И разделились. Тогда с нами будет проще справиться. Поодиночке.

— Не знаю, как насчёт — поодиночке. Да и кто тут будет с нами «справляться». Но с чего это вы взяли, как вы говорите, «уважаемый», что нам нужно куда-нибудь идти?

Керк подвёл глаза к белому потолку. (Вот достала его эта, почему-то крайне агрессивно всему, что бы он ни высказал, или предложил, противодействующая, брюзга! Может, на уровне подсознания он напоминал-таки ей кого-то из «бывших»?..)

Он вздохнул поглубже. Напомнил себе ещё раз: он имеет дело с женщинами. Причём — пожилыми. С полным набором прочно устоявшихся «жизненных установок». То есть — штампов и стереотипов в мышлении и поведении. Когда разумные решения подменяют просто рефлексы: типа: «в такой вот ситуации я вела себя вот так, и это помогло! Почему же снова не попробовать этот проверенный вариант?!»

Ну и, разумеется, комплексы.

Которые присущи всем консерваторам. Которых очень трудно в чём-либо убедить. Или даже хотя бы попытаться это сделать.

Поэтому он просто повторил уже высказанные доводы:

— Мы уже обошли этот зал. Обыскали весьма тщательно. Вы видели что-нибудь похожее на источник воды? А пищи? Ну вот то-то. Поэтому если будем «просто сидеть здесь», как вы предлагаете, и ждать, когда «это безобразие прекратится само!», рискуем погибнуть через двое-трое суток. От обезвоживания.

Потому что здесь, как мне кажется, около двадцати пяти — двадцати шести по Цельсию. То есть — очень тепло. Чтоб мы даже обнажёнными, — Полина криво усмехнулась, Рахиль переглянулась с ней, Агнетта покраснела и на этот раз смогла удержать руку, снова автоматически дёрнувшуюся прикрыть то, что когда-то гордо именовалось грудью, а сейчас скорее напоминало обвисшие флаги, иногда колыхаемые ветром, и снова сердито поджала и без того тонкие губы, — не простудились.

Это, конечно, верно — иммунитет у нас, преста… э-э… пожилых людей — ослаблен. Так что подстраховочка, так сказать, не повредит. Но! При такой тропической температуре испарение с поверхности тела большое. Следовательно, если не хотим стать «вредными и несгибаемыми баранами», и показать потенциальным зрителям, какие мы принципиальные и… глупые — то сдохнем прямо здесь, никуда не двигаясь, буквально через пару дней. Лично я намерен всё же поискать.

— Чего же?

— Источников воды и пищи.

— И как вы их себе представляете?

Керк прикрыл на секунду глаза. Уж больно хотелось заорать на тупую суку: «откуда я могу знать, …банашка?!». Но сказал другое:

— Однажды я видел документальный, старый, фильм. Про то, как учёные-этологи (ну, это те, кто занимается изучением поведения: отдельных особей и групп животных) проводят свои эксперименты. Там в клетке подопытной особи всегда есть рычаг. Если животное верно выполнит то, чего дают ему для исполнения или решения учёные — ну, там, откроет какой-то замок, или пройдёт лабиринт, или просто верно решит какую-либо задачу — оно получит шарик белковой массы. Который выпадет в специальный лоток при нажатии на рычаг.

— А если не выполнит? — повисшую гнетущую тишину нарушила Полина.

Керк подумал, что из всех них она выглядит наиболее хорошо сохранившейся: тело аскетичного типа и лишь чуть усохло. И смотреть на поджарую и стройную, пусть и несколько плоскую фигуру куда приятней, чем на ламантинские жиры Агнетты.

— Если не выполнит — может хоть тысячу раз нажимать рычаг. Ничего не выпадет.

— Ну спасибо. — Агнетта теперь не могла решить, на ком зафиксировать злобно-обвиняющий взор, на Полине, или на Керке, — что сравнили меня с лабораторной крысой!

— У вас мания величия. Мы здесь все сейчас на положении этих самых крыс. Так что можете оставаться. Но то, что здесь никакого «рычага» нет, вы видели сами.

— Я никуда не пойду!

— Ну и ладно. — Керк снова пожал плечами, — Воля ваша. Однако, как сказал в такой же ситуации главный герой фильма «Хищники», — Я пойду. А присоединиться ко мне, или остаться здесь — каждая решит для себя сама. Насколько я знаю, это и называется демократия, — Рахель нервно хмыкнула, Полина как обычно промолчала, — Чао, Агнетта.

Агнетта теперь выразила неудовольствие раздуванием ноздрей и презрительным молчанием. Керк проигнорировал.

Убедившись, что прощальных напутствий не последует, он вполне вежливо кивнул. И не торопясь двинулся в первый слева тоннель, даже не оглянувшись, и не посмотрев ещё раз в остальные четыре разверстых зёва.

Однако когда он отдалился на сотню шагов от зала, в котором осталась-таки вредная старуха, уже явственно различал шлепки двух пар босых подошв за спиной.

Ему не нужно было поворачиваться, чтоб ещё раз на них взглянуть: он и так отлично помнил, как женщины выглядят.

Рахель — плотная статная женщина, в последние годы поднакопившая