— Ты хочешь сказать, рассудительный?

— Я знаю, что хочу сказать. Но послушай, Ричард, разве теория эволюции Дарвина не заставила Бога умереть?

— Вне всякого сомнения. И это влечет за собой вопрос: какой лжи посвятят себя сейчас необразованные массы?

Они шагали, помахивая тростями и весело сдвинув шляпы набекрень. Несмотря на живительно холодный воздух, у Бёртона болела голова, и он решил выпить кофе с бренди в надежде заморозить слабое биение под черепом.

Добравшись до Трафальгарской площади, знаменитый исследователь нырнул в толпу и, с Суинберном в кильватере, протолкался сквозь нее. В это мгновение перед ними появился констебль с поднятой рукой.

— Джентльмены, назад, пожалуйста!

Бёртон достал из кармана бумажник, вынул оттуда отпечатанную карточку и показал полисмену. Тот мгновенно отдал честь и отступил в сторону:

— Извините, сэр.

— Сюда, капитан, — позвал Бёртона глубокий, слегка охрипший голос. Исследователь увидел своего друга, детектива-инспектора Уильяма Траунса из Скотланд-Ярда, стоявшего у основания Колонны Нельсона. Рядом с ним были еще двое: юный темнокожий констебль и еще кто-то, закутанный с головы до ног в одеяло и стоявший абсолютно неподвижно.

Траунс встретил их сердечным рукопожатием. Это был огромный, но добродушно выглядевший человек, невысокий, но очень широкий в плечах, с толстыми руками и ногами, бочкообразной грудью, блестящими синими глазами и большими рыжеватыми усами. Тяжелый квадратный подбородок говорил об упрямстве. На нем были темный суконный костюм и котелок.

— Привет, ребята! — весело сказал он. — Выпивши, да?

— Неужели так заметно? — пробормотал Бёртон.

— Не надо было пересекать площадь зигзагами.

— Мы собираемся выпить кофе в «Венеции».

— Отличная мысль! Крепкий, черный и побольше сахара… Это констебль Бхатти.

Худой, совсем молодой и весьма симпатичный полисмен, стоявший рядом с Траунсом, быстро отдал честь.

— Я много слышал о вас, сэр, — высказался он, говоря с легким индийским акцентом. — Мой кузен, командор Кришнамурти, участвовал в деле при Олд-Форде.

Он имел в виду недавнюю битву, в которой Бёртон, Суинберн и множество констеблей сражались с технологистами и «развратниками». Эти две обычно враждовавшие группы, одна из которых посвятила себя научным исследованиям, а другая — анархической революции, объединились, пытаясь захватить человека из будущего, ставшего известным под именем Джек-Попрыгунчик.[12]Бёртон победил их обоих и убил Джека.

— Кришнамурти отличный парень, — заметил Суинберн, — но командор? Его повысили?

— Да, сэр. Это новый ранг в полиции.

— Его сделали командиром только что сформированного Летного взвода, и вполне заслуженно, — добавил Траунс. — Я не знаю никого, кроме Кришнамурти, кто мог бы проделывать такое с винтостулом!

Бёртон одобрительно кивнул и с любопытством оглядел тихое, неподвижное одеяло.

— Итак, что здесь происходит, Траунс?

Детектив-инспектор повернулся к своему подчиненному:

— Ты можешь объяснить, констебль?

— Конечно, сэр. — Молодой полицейский посмотрел на Бёртона и Суинберна, и его глаза засверкали от возбуждения. — Это чудесно! Абсолютное чудо! Произведение искусства! Я никогда не видел ничего настолько сложного или…

— Парень, пожалуйста, только факты! — прервал его Траунс.

— Да, сэр. Извините, сэр. Видите ли, капитан Бёртон, это мой район, и я прохожу через площадь каждые пятьдесят минут. Эта ночь была очень спокойной. Я совершал обход, как обычно, и совершенно не о чем было сообщать, кроме проституток и пьяниц… э… то есть… ну…

Он остановился, прочистил горло и бросил умоляющий взгляд на начальника. Уильям Траунс улыбнулся:

— Не беспокойся, сынок. Капитан Бёртон и мистер Суинберн просто праздновали победу, вот и всё. Верно, джентльмены?

— Как-то так… — смущенно подтвердил Бёртон.

— А я собираюсь праздновать дальше! — объявил Суинберн.

Глаза Бёртона округлились. Траунс быстро обратился к Бхатти:

— И всё было как обычно?

Констебль кивнул:

— Да. Я начал дежурство ровно в семь вечера и трижды обошел участок безо всяких происшествий. Но в четвертый раз я заметил, что там, где мы сейчас стоим, собралась толпа. Я подошел узнать, в чем дело, и нашел вот это. — Он указал на закутанную фигуру.

Траунс протянул руку и снял одеяло.

Бёртон и Суинберн выдохнули.

— Замечательно, не правда ли? — воскликнул Бхатти.

Перед ними стоял механический человек, сделанный из полированной латуни, узкий, высотой пять футов и пять дюймов.[13]Голова по форме напоминала жестяную банку, плоскую сверху и снизу. Лица как такового не было, вместо него вперед выдавались три круга. Верхний круг походил на крошечный иллюминатор, сквозь который можно было видеть множество неподвижных механизмов, маленьких, сложных и великолепно сделанных, как у карманных часов. Средний круг был забран решеткой в мелкую сетку; из дыры в верхушке торчали три очень изящные проволоки длиной пять дюймов[14]каждая, слегка подрагивавшие под ветром. Шея состояла из тонких осей, кабелей и шарниров. Телом механическому человеку служил узкий цилиндр. Сквозь вырезанные в нем узкие прямоугольные отверстия виднелись зубчатые колесики и пружинки, маленькие коленчатые валы, гироскопы, маховики и маятник. Тонкие, но сильные руки оканчивались ладонями с четырьмя пальцами, а цилиндрические ноги — овальными куполовидными ступнями.

— Красота! — выдохнул констебль Бхатти. — Посмотрите сюда, на спину: видите эту дыру? Сюда вставляется ключ.

— Ключ? — удивился Бёртон.

— Да. Он заводится! Это заводной человек.

— Бхатти считается главным технологистом-любителем Скотланд-Ярда, — заметил инспектор Траунс. — Безусловно, из всех лондонских полисменов именно этот парень должен был найти такую штуковину.

— Счастливое совпадение, — заметил Суинберн.

— Это мое хобби, — подтвердил юный полисмен. — Я хожу в социальный клуб, где мы возимся с такими устройствами: пытаемся заставить их работать быстрее или использовать как-нибудь иначе. Боже мой, ребята будут вне себя, когда я продемонстрирую им этот образец!