Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Здесь не произошло ничего, — сказал Суинберн, когда они пошли дальше. — Боже мой, Ричард, мы в отчаянном положении: мы оба полны до краев, но не алкоголем.
— Вот и хорошо! — ответил Бёртон. — Я думал, что отучил тебя от бутылки.
— Да, но ты же и соблазнил меня! Ты сам оставался трезвым не больше двух дней после смерти Джека-Попрыгунчика, ха-ха!
— И за это я должен извиниться. Видимо, меня переполнило разочарование от той истории с Нилом.
— Забудь о нем, Ричард: Африка больше не твоя забота.
— Да знаю я, знаю. Просто… просто я жалею об ошибках, которые сделал во время экспедиции. Жаль, что я не смогу вернуться обратно и загладить свою вину.
Мимо них, громко бранясь, быстро прошел человек с зонтиком, который усилившийся ветер вывернул наизнанку. Суинберн искоса посмотрел на друга.
— Ты хочешь вернуться в Африку физически? Или прыгнуть во времени? Что это на тебя нашло? В последнее время ты выглядишь как медведь с больной головой.
Бёртон поджал губы, ударил тростью по локтю и засунул руки в карман.
— Монтегю Пеннифорс.
— Кто это?
— Он был кэбменом, про таких говорят: «соль земли». Он знал свое положение в обществе и, несмотря на все трудности и небольшой заработок, продолжал жить без жалоб.
— И?
— И я утащил его в свой мир. Его убили, и это целиком моя ошибка. — Бёртон посмотрел на друга тяжелым мрачным взглядом. — Уильям Строян, Бербера, 1854-й. Я недооценил туземцев — не думал, что они осмелятся напасть на наш лагерь. А они осмелились — и убили его… Джон Хеннинг Спик.[22]В прошлом году он выстрелил себе в голову, лишь бы не участвовать в диспуте со мной. Сейчас половина его мозга — машина, и он думает чужими мыслями. Эдвард Оксфорд…[23]
— Человек, прыгнувший сюда из будущего.
— Да. И случайно изменивший прошлое. Он пытался восстановить историю, и я убил его.
— Это был сумасшедший Джек-Попрыгунчик.
— Он открыл мне, как будет протекать моя жизнь. Я убил его из чистого эгоизма — сломал ему шею, чтобы не дать даже тени возможности выполнить свою миссию. Я не хотел быть тем человеком, который записан в его истории.
Они пробрались сквозь груды размокшего мусора и фекалий животных. Странно, но краб-чистильщик еще не побывал на этом конце Сент-Мартин-лейн.
— Если бы он остался жив, Ричард, — сказал Суинберн, — технологисты и «развратники» использовали бы его для собственных нужд. Мы потеряли бы контроль над своей судьбой.
— Разве мы в состоянии управлять Судьбой? — возразил Бёртон.
Суинберн улыбнулся:
— He-а, не в состоянии. А значит, ответственность за смерть мистера Пеннифорса и за все остальные несчастья, которые ты упомянул, ложится на нее, Судьбу. Не на тебя.
— И это делает меня ее орудием! Бисмалла! Только этого мне и не хватало! — Бёртон остановился и указал на витрину магазина. — Это Прайд-Мануши, продажа паросипедов.
Они проверили двери и окна здания. Никакого света. Всё заперто на замок. Потом заглянули внутрь сквозь щели в металлических ставнях. Никакого движения, ничего подозрительного.
— Следующий Брандльуид, — прошептал Бёртон.
— Дьявол! Теперь-то я понимаю, почему ты хочешь вернуться на Черный континент, — воскликнул Суинберн, поднимая воротник пальто: — по меньшей мере, там тепло! Черт бы побрал этот дождь!
Они опять пересекли улицу. Только они поднялись на тротуар, как из тени перед дверью появился лохматый нищий в поношенной грязной одежде. Его лицо с боков обрамляла огромная копна седеющих волос, давно не встречавшихся ни с расческой, ни с мылом.
— Я потерял работу, джентльмены, — прохрипел он, приподнимая в знак приветствия плоскую шляпу и обнажая лысую макушку, — и это пошло мне на пользу. Но я спрашиваю вас: какого черта проклятая судьба сделала меня философом, если в голове у меня всегда путаница? Не могли бы вы поделиться со мной тремя пенсами?
Суинберн выудил из кармана монету и бросил ее бродяге.
— Бери, старина. Так, значит, ты философ?
— Очень обязан. Верно, парень! А вот вам обоим совет в обмен на монету: жизнь — естественный отбор, в котором выживают наиболее приспособленные; и умный человек всегда должен помнить, что, будучи потомком прошлого, он одновременно является родителем чертова будущего. В любом случае, — он куснул три пенса и спрятал монету в карман, — меня зовут Спенсер,[24]и я очень рад нашему знакомству. Хорошего вечера, джентльмены!
Он опять приподнял шляпу и вернулся к крыльцу, где было относительно сухо. Бёртон и Суинберн возобновили обход.
— Какой необыкновенный человек! — заметил Суинберн. — А вот и Брандльуид. На вид всё спокойно.
И действительно, всё выглядело, как обычно: решетка опущена, окна целы, никакого света.
— Интересно, как дела у Траунса с Бхатти? — сказал Бёртон. Он дернул дверь, она не шелохнулась. — Всё в порядке. Пошли к банку Скрэннингтон.
Холодный ветер трепал их одежду, ливень бил в лицо. Они опустили поля шляп как можно ниже, подняли воротники пальто как можно выше, но это мало помогло. Бёртон дрожал и не мог остановиться; он точно знал, что завтра будет еще хуже.
Впереди зачернел банк. Вода ручейками стекала по закопченному фасаду большого зловещего здания. Суинберн запрыгал по ступенькам и проверил двери: все они были закрыты, решетки опущены. Он спустился обратно и проверил окна: ставни абсолютно целы.
— Совсем не вдохновляет, — пожаловался он. — Похоже, мы идем по ложному следу. Который час?
— Почти полночь.
— Погляди вокруг, Ричард: всё исчезло — мы даже не видели ни одного автоматического животного. Мужчины, женщины, звери — все в объятиях теплых сухих кроватей. И преступники тоже!
— Похоже, ты прав, — сварливо отозвался Бёртон, — но мы должны идти, пока не встретим Траунса.
— Прекрасно! Ну, если ты так говоришь… — раздраженно воскликнул Суинберн, всплескивая руками. — Только, пожалуйста, запомни на будущее: промокнуть до нитки и продрогнуть до мозга костей — совсем не та боль, которая приносит мне наслаждение! Удар тяжелой трости — да, удар тяжелых капель дождя — нет… Что это? — спросил Суинберн, указывая на огороженный участок за перекрестком. За низким забором стояла полная темнота.