Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В издательстве Бернара встретил Ален, явно очень возбужденный.
– Тебе звонила Беатрис, она просила, чтобы ты немедленно позвонил ей. – С Беатрис у Бернара сразу после войны был довольно бурный роман. С тех пор он разговаривал с ней как-то снисходительно-нежно, и это не давало покоя Алену.
– Бернар? – Беатрис говорила хорошо поставленным голосом, как в лучшие свои времена. – Бернар, ты знаешь N? У тебя ведь издаются его пьесы, да?
– Знаю немного.
– Фанни слышала, как он сказал, что хотел бы видеть меня в своей новой пьесе. Мне надо с ним встретиться и поговорить. Бернар, сделай это для меня.
Что-то в ее голосе напомнило Бернару лучшие дни их послевоенной молодости, когда оба они, вырываясь из уютных добропорядочных домов, встречались, не зная, где раздобыть сто франков на ужин. А однажды Беатрис даже удалось занять тысячу франков у одного хозяина бара, известного своей скаредностью. Просто благодаря вот этому своему голосу. Такая сила убеждения встречается нечасто.
– Я все устрою. Ближе к вечеру позвоню тебе.
– В пять часов, – твердо сказала Беатрис. – Бернар, я тебя люблю, я всегда тебя любила.
– Целых два года, – смеясь, ответил Бернар.
Продолжая смеяться, он обернулся к Алену и увидел выражение его лица. И тут же отвернулся. Голос Беатрис раздавался на всю комнату. Бернар заговорил снова:
– Ладно. Но я ведь в любом случае у Алена тебя увижу?
– Да, конечно.
– Он здесь, рядом со мной, хочешь с ним поговорить? – сказал Бернар, не зная, зачем задает этот вопрос.
– Нет, мне некогда. Скажи ему, что я его целую.
Малиграсс уже протянул руку к телефонной трубке. Бернар, стоя к нему спиной, видел только эту ухоженную руку с сильно вздувшимися венами.
– Обязательно скажу, – ответил он, – до свидания.
Рука опустилась. Бернар подождал секунду-другую, потом обернулся.
– Она вас целует, – сказал он наконец, – ее кто-то ждет.
И почувствовал себя очень несчастным.
* * *
Жозе остановила машину возле дома Малиграссов на улице Турнон. Было уже совсем темно, и в свете уличного фонаря тускло мерцали пылинки на капоте и мошкара на стекле.
– В общем, я с тобой не иду, – сказал молодой человек, – ей-богу, не знаю, о чем с ними говорить. Лучше пойду позанимаюсь.
Жозе как-то сразу и обрадовалась, и расстроилась. Неделя с ним в деревне показалась ей довольно тягостной. Он то молчал как рыба, то был чрезмерно общителен. И спокойствие его, как и его полувульгарность, отпугивали ее теперь не меньше, чем раньше притягивали.
– Я позанимаюсь и приду к тебе, – сказал молодой человек. – Постарайся вернуться не слишком поздно.
– Я вообще не знаю, вернусь или нет, – возмущенно ответила Жозе.
– Тогда так и скажи, что мне без толку приходить. Машины у меня нет.
Жозе не могла понять, что он при этом думал, и положила ему руку на плечо.
– Жак!
Он приветливо посмотрел ей прямо в глаза. Она погладила его по щеке, и он слегка нахмурил лоб.
– Я тебе нравлюсь? – с усмешкой спросил он.
«Забавно… он, должно быть, думает, что я без него жить не могу или что-нибудь в этом роде. Жак Ф… студент медицинского факультета, мой кавалер. Все это комично. И дело даже не в физиологии, я не могу понять, то ли меня притягивает к нему собственное мое в нем отражение, то ли отсутствие этого отражения, а может, просто он сам. Но он же неинтересен. Даже не жесток. Но он существует, вот и все».
– Нравишься, и вполне, – сказала она. – Это пока не великая страсть, но…
– А великая страсть ведь и правда существует, – серьезно заявил он.
«Бог мой, – подумала Жозе, – он, должно быть, влюблен в какую-нибудь юную, воздушную блондинку, которую сам выдумал. Интересно, способна ли я ревновать его?»
– У тебя уже была великая страсть? – спросила она.
– У меня – нет, а вот у приятеля была.
Жозе расхохоталась, он посмотрел на нее, не понимая, обижаться или нет, потом тоже расхохотался. Но смеялся не весело, а как-то сипло, почти зло.
* * *
Беатрис вошла к Малиграссам как победительница, и даже Фанни была поражена ее красотой. Ничто так не идет к лицу некоторым женщинам, как всплески амбиций. Любовь делает их безвольными. Ален Малиграсс бросился навстречу Беатрис, чтобы поцеловать ей руку.
– Бернар уже пришел? – спросила Беатрис.
Она искала глазами Бернара среди дюжины уже прибывших гостей и чуть было не оттолкнула Алена, тот отстранился, радость и приветливость так мгновенно сошли на нет, что опустошенное лицо его стало похоже на гримасу. Бернар сидел на диванчике рядом с женой и каким-то молодым человеком. Хотя ей было ни до чего, Беатрис сразу же увидела Николь и пожалела ее: та сидела прямо, держа руки на коленях, со смущенной улыбкой на губах. «Надо научить ее жить», – подумала Беатрис, почувствовав в себе прилив доброты.
– Бернар, – сказала она, – ты отвратителен. Ну почему ты не позвонил мне в пять? Я тебе десять раз звонила на работу. Здравствуй, Николь.
– Я встречался с N, – торжествующе ответил Бернар. – Завтра в шесть мы втроем увидимся за коктейлем.
Беатрис плюхнулась на диван, слегка задев незнакомого ей молодого человека. Извинилась. Подошла Фанни:
– Беатрис, ты не знакома с племянником Алена, Эдуаром Малиграссом?
Теперь она увидела его и улыбнулась. В лице Эдуара было нечто неотразимое, какая-то необыкновенная юность и доброта. Он смотрел на нее с таким удивлением, что Беатрис, а вслед за ней и Бернар рассмеялись.
– В чем дело? Я так плохо причесана или похожа на сумасшедшую?
Беатрис очень хотелось, чтобы ее считали сумасшедшей. Но тут она сразу поняла, что этому молодому человеку она показалась очень красивой.
– Вы вовсе не похожи на сумасшедшую, – сказал он. – Я весьма сожалею, если вы подумали, что…
Вид у него был ошарашенный, и она, почувствовав себя неловко, отвернулась; Бернар, улыбаясь, смотрел на нее. Молодой человек поднялся и неуверенной походкой пошел к накрытому в гостиной столу.
– Он без ума от тебя, – сказал Бернар.
– По-моему, это ты совсем без ума, я же только что вошла.
Но сама она уже была уверена в том же. Она очень легко допускала, что кто-то без ума от нее, но особенно этим не хвасталась.
– Такое случается только в романах, но этот молодой человек и впрямь словно сошел со страниц романа, – сказал Бернар, – он приехал в Париж из провинции, никогда никого не любил и в глубоком отчаянии признает это. Но теперь его ждет отчаяние другого рода. Наша прекрасная Беатрис заставит его пострадать.