— Честно говоря, мне абсолютно все равно. Я страшно устала... — Нетерпеливое пощелкивание пальцев не дало мне закончить фразу, так как, похоже, на мой счет у молодого человека не было никаких сомнений, этот вопрос он для себя уже решил.

— Если у вас имеется приятель, то вам, скорее всего, понадобится двухместный номер.

Я уже собралась было сказать, что у меня нет никакого приятеля, как вдруг поймала на себе пристальный взгляд клерка. Его темные глаза не отрываясь многозначительно смотрели на меня. Приглядевшись к нему повнимательнее, я отметила, что его едва ли можно было назвать мужчиной; судя по всему, ему было лет семнадцать-восемнадцать, хотя циничные взгляды, которые он все время бросал в мою сторону, вполне могли бы принадлежать какому-нибудь старому распутнику. Все это несколько настораживало меня, я пребывала в растерянности.

Почему я заколебалась? Уж мне-то были понятны причины моей неуверенности. На сей счет существовало несколько теорий. Самой простой была точка зрения тети Мэри: «Эта юная особа — самая большая лгунья, которую мне только приходилось видеть». Сестра Урсула была более великодушна в своих оценках, однако она и не могла иначе вести себя по отношению к окружающим, так как на протяжении двадцати с лишним лет только и занималась тем, что неустанно боролась с разного рода пороками, в которых погрязли воспитанники Высшей Школы Святой Богоматери. Это было благородное и нелегкое сражение, которое наложило определенный отпечаток на мировоззрение и характер сестры Урсулы. На ее безмятежном бледном лице появлялось выражение недоумения, брови удивленно поднимались, от чего на гладком лбу собирались морщинки, когда она пыталась разговаривать со мной на эту тему: «Я уверена, что тебе вовсе не хочется постоянно лгать, дорогая Кэтлин. Просто ты всегда стараешься сказать людям то, что, по-твоему, они хотят от тебя услышать. Однако, тебе необходимо избавиться от подобной слабости, ты ведь можешь это сделать. Настанет день, когда твое поведение может оказать тебе медвежью услугу и в конце концов приведет к серьезным проблемам».

Я старалась, очень старалась. Мне изо всех сил хотелось поверить в то, что точка зрения сестры Урсулы, а не тети Мэри, более близка к истине. Тем не менее, иногда я ловила себя на том, что говорю неправду не потому, что мне хочется доставить кому-либо удовольствие, а лишь по малодушию и трусости. Мой ответ молодому человеку за стойкой гостиницы был лживым по обеим этим причинам. Ему так хотелось сделать меня своей любовницей! Он предложил мне любовь в том виде, в каком он сам ее понимал, он явно собирался составить мне компанию. Поэтому я испугалась, что мое согласие поселиться в двухместном номере он истолкует как желание разделить с ним постель, а меня это совсем не устраивало. Вот почему было легче ответить на его настойчивые вопросы следующим образом:

— Мой приятель несколько задерживается. Поэтому на сегодня одноместный номер, пожалуйста.

— Задерживается? Он не появится сегодня?

— Он подъедет позже.

— Да он просто глупец!

— Благодарю вас, — сказала я, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. — Вы очень любезны. Вы менеджер отеля, мистер...

— Анджело. Для вас, синьорина, — Анджело. Я здесь занимаюсь сразу всем. Все обязанности лежат на мне, я изучаю гостиничное дело. Когда-нибудь у меня будет свой собственный отель — великолепный, шикарный, очень дорогой отель.

Старательно зарегистрировав меня, он занялся багажом. Он взял мою дорожную сумку и начал подниматься вверх по лестнице. В «Гранд Алберго» не было лифта. Проводив меня до моего номера, клерк попросил меня ключи от автомобиля, доверительно заметив, что знает неплохое местечко для парковки. Я начала устало распаковывать вещи, спрашивая себя, какие же еще таланты таятся в Анджело кроме того, что он является одновременно и коридорным, и портье, да вдобавок ко всему еще и занимается парковкой автомобилей.

Как выяснилось несколько позже, он же выступал и в роли официанта, — причем, единственного. Буфетная оказалась совсем небольшой комнатой, в которой стояло всего лишь шесть столиков, тем не менее, он был занят на протяжении всего обеда, предложив для начала аперитивы, затем бесконечно разнообразные блюда, которые принято подавать в Италии. Еда показалась мне невкусной, позднее я поняла, что повар не отличался особым умением, однако все было внове для меня, поэтому я получила определенное удовольствие. Попробовав «спагетти алла болоньезе», «скаллопайн», различные салаты и сливочное мороженое и выпив половину кувшинчика вина, я вдруг почувствовала смертельную усталость. Я доползла до своей комнаты и выглянула в окно. На улице начал накрапывать дождь, по стеклу ползли серебристые ручейки, поэтому мне пришлось отказаться от небольшой прогулки перед сном. Раздевшись, я рухнула на постель, надеясь, что, может быть, в эту ночь ничто не сможет помешать мне выспаться как следует.

Конечно, мне снились какие-то сны, но, к счастью, я не запомнила ни одного из них.

* * *

Утром, когда я проснулась, за окном все еще шумел дождь. Струйки, смывающие грязь с не очень чистого стекла, уже не казались мне серебристыми. Мне совершенно не хотелось вылезать из постели, не было никакого настроения встречаться с другими постояльцами, поэтому я решила заказать завтрак в номер. Об этом мне гордо поведал во время вчерашней беседы Анджело.

— Нажмите на кнопку звонка, синьорина, — сказал он, указывая на провода, уходящие куда-то из моей комнаты и присоединенные к небольшой кнопочке. — Вы можете заказать себе еду прямо в номер.

Похоже, когда-то эта гостиница знавала лучшие времена и имела более многочисленный штат, так как звонков было несколько. Одним можно было вызвать горничную, другим — портье, еще один был снабжен совершенно непонятной мне надписью «tutti lavori». Я нажала на ту кнопку, которую показал мне Анджело, и пожалуйста — через несколько минут был подан завтрак. Вполне понятно, принес мне его Анджело. Судя по всему, на все эти звонки откликался он сам, включая и тот, назначение которого мне было совершенно неясно. Он кинул на мой халат быстрый похотливый взгляд, которым одаривал в любой ситуации.

— Сколько же часов вам приходится работать? — поинтересовалась я, пока он ставил на стол поднос, прикрытый сверху салфеткой.

Анджело внезапно замер. Его лицо, однако, не выразило никаких признаков удивления, глаза не расширились, губы вопросительно не вытянулись, даже брови не приподнялись, но мне почему-то показалось, что он был поражен моим вопросом.

— Часов? — переспросил он.

— Благодарю вас, Анджело.

— Prego, signorina.

Завтрак был непривычен и возбуждал аппетит: два горячих кувшинчика с молоком и кофе, две булочки с золотистой поджаристой корочкой и божественно мягкие внутри, клубничный джем и великолепное свежее масло, слегка сладковатое на вкус, на подносе также стоял высокий стеклянный бокал с консервированным апельсиновым соком — уступка американскому вкусу. Завтрак мне понравился, даже консервированный сок, но дорога уже звала меня. Мне не терпелось снова сесть за руль. Если бы светило солнце, я погуляла бы по городу, смешалась бы с толпой туристов, посмотрела бы все то, что могло бы меня заинтересовать и что я не успела рассмотреть вчера во время своего кружения по лабиринтам местных улочек. Однако, если дела пойдут так, как я предполагаю, то у меня будет достаточно времени, чтобы полюбоваться местными достопримечательностями. Она вполне может отказаться разговаривать со мной: ведь мне так и не удалось связаться с ней по телефону. Выяснить номер, не включенный в телефонную книгу, в справочном бюро незнакомого города оказалось невыполнимой задачей. Она не ответила ни на одно мое письмо. Исходя из этого, я допускаю, что она просто не готова услышать всю правду, а может быть, не желает иметь ничего общего с ненормальной американкой. Я и сама понимаю, что мои письма были несколько сумбурными. К тому же нельзя сбрасывать со счетов, что они могли просто не дойти по назначению, ведь такое тоже возможно. Поэтому она может вообще ничего не знать обо мне. Я обязана сделать еще одно, на сей раз последнее усилие не только ради нее, но и ради своего собственного спокойствия.