Германа Вейля, который годы спустя, на банкете по случаю вручения Паули Нобелевской премии, утверждал, что первым разглядел в нём гения[9].

В восемнадцать лет Паули поступил в Мюнхенский университет. Выдающийся прусский физик Арнольд Зоммерфельд, выпустивший из стен этого университета поколение физиков мирового класса, называл Паули самым одарённым из своих студентов. Друг Паули Вернер Гейзенберг говорил, что узнал о физике намного больше из прогулок с Паули, чем из лекций Зоммерфельда.

Когда Паули исполнилось девятнадцать, Зоммерфельд понял, что больше ничему не может его научить, и решил испытать юношу, поручив ему написать объёмную энциклопедическую статью о теории относительности Эйнштейна[10].

Сам Эйнштейн так отозвался об этой работе, которая до сих пор считается основополагающей в своей области:

Изучая эту зрелую и крупную работу, трудно поверить, что её автору двадцать один год. Сложно сказать, что в ней восхищает больше: лёгкость развития идей, основательность математических знаний, глубокое понимание физики, способность к чёткому, системному изложению материала, знание литературных источников, полнота фактов, достоверность критического разбора[11].

Даже в юности Паули был известен своим шокировавшим окружающих язвительным остроумием, в котором, впрочем, слышались и нотки характерного юмора. Вскоре после того, как двадцатидвухлетний Паули опубликовал вышеупомянутую статью, заслужившую такую высокую похвалу Эйнштейна, он принял участие в конференции, на которой представил доклад Пауль Эренфест, ведущий голландский физик. По своему обыкновению, Паули сделал несколько критических замечаний в ходе доклада Эренфеста. Когда позже они встретились лицом к лицу, Эренфест заявил молодому выскочке: «Герр Паули, ваша статья нравится мне намного больше, чем вы сами». Паули ответил, имея в виду последнюю книгу Эренфеста: «Забавно. Для меня всё в точности наоборот». Со временем Эренфест начал уважать Паули за проницательность и искренность. Однако он жаловался на «проклятую сверходарённость», которая позволяла Паули замечать ошибки в идее ещё до того, как она была опубликована[12].

В переписке Эренфест с лукавым юмором называл Паули «Бичом Божьим» (der Geissel Gottes) и «ужасным Паули» (der furchterlicher Pauli). Паули в ответ подписывался в письмах к Эренфесту: «Ужасный» или «Б.Б.». Этими титулами он пользовался не только в переписке с Эренфестом. В 1926 году, сообщая своему другу Крамерсу о своём предстоящем визите в Копенгаген, он грозил Крамерсу и Бору «Бичом Божьим». Паули хвастался, что прозвище дано ему Эренфестом, и он этим гордится[13].

Итак, в двадцать с небольшим лет Паули уже был признан такими выдающимися учёными, как Эйнштейн и Герман Вейль. Следующие десять лет будут самыми плодотворными в его жизни.

В двадцать два года Паули получил место в Государственном институте физики в Гамбурге. Там он освободился от опеки Зоммерфельда, который так и не смог смириться с вольным духом Паули: в Мюнхене юноша часто кутил ночи напролёт, а на следующий день пропускал лекции.

Несмотря на несколько разболтанный образ жизни, Паули отнюдь не бездельничал все шесть лет в Гамбурге. В те времена Гамбург был одним из основных центров физики в Германии, а следовательно, во всём мире. Будущий лауреат Нобелевской премии Исидор Раби, молодой американский физик, учившийся в Германии в двадцатых годах, назвал его электризующей средой. Вдобавок, присутствие Паули привлекло туда известных учёных, таких как Нильс Бор и Макс Борн. Однако, хотя атмосфера располагала к работе, Раби «раздражало презрительное отношение к американским физикам»[14]. Меньше чем через десять лет, с приходом к власти Гитлера, основы этого оплота элиты пошатнутся.

Именно в Гамбурге получил своё название эффект Паули — его легендарная способность влиять на физические явления одним своим присутствием. Георгий Гамов, один из первых приверженцев теории Большого взрыва, заметил: «Паули прославили три вещи: принцип Паули (принцип исключения), нейтрино и эффект Паули»[15]. Разумеется, упоминание эффекта Паули было шуточным, да и сам эффект порой вызывал курьёзные ситуации. Эрвин Панофский, знаменитый историк искусства, вспоминает обед с Паули и еще одним общим другом в дни их юности в Гамбурге. Поднявшись из-за стола после продолжительной трапезы, двое из них обнаружили, что всё это время сидели во взбитых сливках, и только стул Паули был девственно чист[16]. Характерным для эффекта Паули было то, что он никогда не затрагивал самого Паули[17].

Эффект Паули иногда доходил до крайности. В возрасте пятидесяти лет Паули писал (в шутку ли?) своему другу Карлу Майеру, некогда работавшему с Юнгом, что циклотрон в Университете Принстона полностью уничтожен огнём неизвестного происхождения, и предполагал, что здесь не обошлось без эффекта Паули.

Эффект Паули широко обсуждался, и некоторые относились к нему очень серьёзно. Физик-экспериментатор Отто Штерн был настолько убеждён, что его аппаратура будет работать неправильно в присутствии Паули, что просил последнего держаться подальше от своей лаборатории во время важных экспериментов (подчёркивая свою абсолютную серьёзность). Даже присутствие Паули в проходящем мимо поезде могло вызвать катастрофу. Скептики могут сказать, что эффект бессознательно вызывала сама «жертва», но истории о нём заставляют склоняться к другой точке зрения. Гейзенберг говорил, что сам Паули воспринимал эффект полушутя, а коллега Паули Маркус Фирц, напротив, утверждал, что Паули глубоко в него верил. По словам Фирца, «Паули испытывал неприятное напряжение перед грядущей катастрофой. Затем, когда она происходила, он ощущал необычайную лёгкость»[18]. Фирц считал это проявлением синхронистичности, о которой будет подробнее сказано далее. Дальнейший интерес Паули к синхронистичности и взаимосвязи психе и материи можно частично приписать эффекту Паули.

Однако за всем этим скрывалось нечто более глубокое: теневая сторона личности Паули. Ральф Крониг, первый ассистент Паули, так описал своё первое впечатление при встрече с ним: «Он выглядел совсем не так, как я ожидал, но я сразу же почувствовал некое энергетическое поле вокруг него; оно зачаровывало, но и вызывало смутное беспокойство»[19]. И действительно, Паули считал себя мистиком. Некоторые его мистические воззрения известны нам из писем, другие остаются тайной и по сей день. Однажды он сказал одному из ассистентов, что, по его мнению, на смену христианству придёт нечто другое, но не уточнил, что именно. Насколько мне известно, он так и не развил эту идею.

Маркус Фирц, годами тесно общавшийся со своим коллегой, говорил, что с ним легко ладить, но никогда не называл его своим другом, считая, что в их отношениях необходима определённая дистанция. Фирц ценил прежде всего «вечного Паули»[20].

В первый свой год в Гамбурге Паули познакомился с Нильсом Бором, датским физиком, получившим в 1922 году Нобелевскую премию за теорию строения атома. Бор был общительным человеком, неутомимым тружеником и