правление императора Аврелиана (270–275) святой, отказавшись отречься от христианской веры, был усечен мечом.

В 1878 году Ясенецкие переехали в просторный угловой двухэтажный дом, который сохранился до настоящего времени и расположен по адресу: улица Дубинина, 28. В нем семья проживала до 1888 года. Дом этот располагался в приходе другого известного городского православного храма – Александро-Невской церкви, устроенной в 1860 году в бывшем здании музея древностей на горе Митридат на городские средства и на средства, пожертвованные почетным гражданином И. Митровым. Освятил церковь 12 июня 1861 года епископ Таврический и Симферопольский Алексий (Ржаницын). В 1883 году храм ввиду угрожающей опасности – появления трещин в стенах здания – был закрыт.

Здесь у Ясенецких-Войно родились две дочери: в 1878 году Евгения, которая умерла в 1879 году в девятимесячном возрасте; и Виктория (после 1882 года?).

В 1879 году Ф. С. Ясенецкий-Войно стал также комиссионером (торговым представителем) Екатеринославской техно-химической лаборатории, открыв продажу при аптеке чернил и красок для различного применения: от ручного копирования до типографской печати. Помимо работы в страховой компании «Надежда» Феликс Станиславович по-прежнему производил размен купонов, покупку и продажу всяких процентных бумаг, страхование билетов внутреннего займа.

Несмотря на аптекарский бизнес, в общем-то весьма недоходный, глава семейства был не чужд благотворительности. Документы свидетельствуют, по крайней мере, о трех фактах. Летом 1876 года Ф. С. Ясенецкий-Войно внес 3 рубля по сборам в поддержку восставших балканских славян. В декабре 1877 года, когда Общество керченских врачей открыло лечебницу для приходящих больных, где врачи за свои услуги денег не брали, Феликс Станиславович в своей аптеке по рецептам врачей отпускал бедным лекарства с 30-процентной скидкой. А в 1880 году Керченский попечительный о тюрьмах комитет изъявил провизору искреннюю благодарность за пожертвованные им для заключенных тюремного замка медикаменты на 18 рублей 52 копейки.

На рубеже 1880/81 года семейство по каким-то причинам планировало навсегда покинуть Керчь. Начали распродавать мебель и разные хозяйственные принадлежности. Ф. С. Ясенецкий-Войно оставил службу в страховой компании «Надежда». Поначалу семья перебралась в Херсон[12], где в июне 1881 года у них родился еще один ребенок – сын Павел (1881–1920?)[13]. Крещен он был в Успенском кафедральном соборе Херсона, а его крестным (восприемником) стал «потомственный дворянин Станислав Иосифов Ясенецкий-Войно», по всей видимости, отец Феликса Станиславовича, приехавший по такому случаю из Могилевской губернии [14].

Но в 1882 году Ясенецкие вернулись в Керчь и прожили там еще как минимум пять лет. В год возвращения Ф. С. Ясенецкий-Войно был принят на службу в аптеку военного ведомства. В 1887 году семья переехала в город Болгра́д – на тот момент сравнительно небольшой городок с населением в 10 тысяч человек, лишь недавно, после Русско-турецкой войны 1877–1878 годов, отошедший к Российской империи и чуть позже, в 1890 году, ставший безуездным городом Измаильского уезда Бессарабской губернии. Это был центр хлебной торговли; там работали салотопенные, мыловаренные и кирпичные заводы, действовали мужская гимназия, женская прогимназия, городское училище, приходское училище, а также православный собор.

Здесь Феликс Станиславович в последний раз после Керчи вернулся к фармацевтическому делу, открыв собственную аптеку. В 1888 году глава семьи перевелся в Кишиневский госпиталь военного ведомства, и все переехали в Кишинев – центр Бессарабской губернии, крупный промышленный, транспортный, торговый, финансовый и сельскохозяйственный центр Юга России.

В 1889 году Ясенецкие переехали в Киев и поселились в центре, на Крещатике. Феликс Станиславович вновь устроился в страховую кампании «Надежда», где в общей сложности проработал более двадцати лет, в том числе возглавляя киевское отделение.

Валентин завершил среднее образование во 2-й Киевской мужской гимназии (1896 год)[15]. Родители, заметив страсть сына к рисованию, отдали его одновременно учиться и в Киевскую художественную школу. Увлечение живописью было так сильно, что после окончания гимназии Валентин решил поступать в Петербургскую Академию художеств. Но уже во время вступительных экзаменов передумал, придя к убеждению, что до́лжно делать не то, что нравится лично, а то, что полезно для страдающих людей. Попытался поступить в Киевский университет на медицинский факультет, но все вакансии уже были заняты. Тогда юноша поступил на юридический факультет, где с интересом изучал историю и философию права, политическую экономию и римское право. Но через год Валентина опять непреодолимо повлекло к живописи, и он отправился в Мюнхен, где поступил в частную художественную школу профессора Генриха Книрра. Правда, проучился там лишь три недели и, мучимый тоской по родине, возвратился в Киев.

Здесь Валентин размышляет о богословских и философских вопросах, каждый день ходит в Киево-Печерскую лавру, посещает храмы, где делает массу зарисовок, набросков, эскизов молящихся людей, лаврских богомольцев, странников. В духовной настроенности юноши большую роль сыграла книга, подаренная по окончании гимназии, – Новый Завет, который он читал и перечитывал постоянно. Особенно произвели на него сильное впечатление слова Иисуса Христа, обращенные к своим ученикам: «Жатвы много, а делателей мало; итак, молите Господина жатвы, чтобы выслал делателей на жатву Свою» (Мф. 9: 37–38). Когда он читал этот текст, у него вырвались слова: «О, Господи! Неужели у Тебя мало делателей?!»

На мировоззрение Валентина большое влияние, как он сам признает, оказал старший брат – Владимир, студент-юрист. В среде тогдашнего студенчества широко обсуждались проблемы простого народа, крестьянства, идеалы народничества и этическое учение Льва Толстого. Валентина тянуло к толстовству; как он сам говорил о себе, он стал «завзятым толстовцем»: спал на полу, на ковре и ездил за город косить рожь вместе с крестьянами. Именно знакомство с творчеством Толстого предопределило выбор между живописью и медициной в пользу последней.

В семье его увлечение толстовством восприняли резко негативно, пытаясь всеми силами отвадить от него. Этому была и семейная причина. Старшая сестра Ольга психически заболела, эмоционально восприняв события на Ходынке в дни коронации Николая II. Речь идет о массовой давке, произошедшей ранним утром 18 мая 1896 года на Ходынском поле. По его периметру были построены временные «театры», эстрады, балаганы, лавки, в которых планировалась раздача бесплатных «царских гостинцев»: памятной коронационной эмалированной кружки, фунтовой сайки, полфунта колбасы, вяземского пряника, мешочка сластей.

С вечера 17 мая на поле стали прибывать со всей Москвы и окрестностей люди, привлеченные слухами о подарках. К утру следующего дня собралось не менее 500 тысяч человек. Когда по толпе прокатился слух, что буфетчики раздают подарки среди «своих» и потому на всех подарков не хватит, народ ринулся к временным деревянным строениям. Полицейские не смогли сдержать натиск толпы. Раздатчики, понимая, что народ может снести их лавки и ларьки, стали бросать кульки с едой прямо в толпу, что лишь усилило сутолоку. Давка была ужасной.

О случившемся доложили московскому генерал-губернатору великому князю Сергею Александровичу и императору Николаю II. Приказано было очистить место катастрофы от следов разыгравшейся драмы и продолжить программу празднования. Прибывший на поле император Николай II был встречен громовым «ура» и пением народного гимна. Празднества по случаю коронации продолжились вечером в Кремлевском дворце, а затем балом на приеме у французского посла.

Тот факт, что