этим голубкам новым не дает делать, что хотят. Держит их крепко, а мы и не беспокоимся.

Вот и вся недалека.”

Женщины, захлебываясь чаем, насыщались былой атмосферой смеха над начальником, представляя собой тень былого хохота. Лизе весело не было. Осознание того, что такое возможно в этой тюрьме, подавляло ее и так угнетенное состояние.

— И как, мужчины ведут себя прилично? Тот охранник, не русский, вроде бы хороший. — С надеждой спросила Лиза.

— Час от часу не приходится. В основном слова, вроде девок не лапают, и на этом спасибо. Хотя какие им девки, они же точно все голубки там! — Вызывая всеобщий смех, ответила Вася.

— Точно сказала, как пить дать голубки!

Лиза начала ощущать дружескую атмосферу в камере, понемногу расправляя плечи, она делала свои движения более вальяжными и свободными.

— Вася, слушай, а тут есть кто-нибудь, кто может доставать вещи?

— Шнырь типа?

— Наверное да… — Неуверенно подтвердила Лиза.

— Кое-кто есть, а что тебе нужно уже, только заехала, все же выдали.

— У меня с детства плохое зрение, глаукома, конъюнктивит, целый медицинский справочник на глазах ношу. — Лиза неловко потерла лоб. — А сюда очки не пропустили, говорят мол стекло, порежешь себя еще, и прочую чушь. Лишь бы помешать жить нормально. — Возмутилась девушка.

— Очки, очки, очки… Есть Наташка, на пару этажей выше нас сидит. Достает обычно, что попросят. — Вася немного остановилась, — за ответную услугу, естественно. Что она за очки попросит, я не знаю, однако, цену она никогда не меняет. Начнешь торговаться, просто перестанет с тобой дела иметь.

— Хорошо, а как мне с ней встретиться?

— На общей прогулке камеры все открывают, можно походить, она всегда у себя остается, ноги, вроде, больные, ходить не любит.

Лиза воспылала надеждой. Угощение чаем, теплые покрывала, спрятавшие от нее холодный каменный пол, дружеская беседа и скорая возможность получить очки — все это уверила ее в легкой отсидке. Все-таки в тюрьме нет никакой довлатовщины, такая же жизнь, как и на свободе, те же люди, те же беседы. Год будет легким.

Глава 3

Звонок на свободное время оглашал новый приступ одиночества в камере Наташки. Все ее подруги-сокамерницы выходили прогуляться по тюрьме, поболтать с другим женщинами, скрашивая ежедневную скуку обменом новостей. Казалось бы, такая обычная, скучная болтовня, но ей очень этого не хватало. Не хватало чего-то обыденного и нормального.

Существование ног вновь начало насыщать ее тело давящей болью. Вздутые, синющие вены, следствие высокого давления, с каждым движением причиняли ей страдания. Тяжелые стоны заполняли одинокую камеру.

Нога зачесалась. Решить эту проблему, значило получить еще один приступ боли, который пугал ее гораздо больше, чем усиливающиеся раздражении на ее коже. Так и пролежала бы Наташка в своих страданиях, если бы в этот перерыв к ней не пришла некая девушка.

— Здравствуйте, меня зовут Лиза, — вежливо представилась она, — моя сокамерница сказала, что вы можете помочь мне достать очки.

Наташка пристально смотрела на девушку. Лиза полыхала здоровьем и беззаботностью, такими редкими качествами в тюрьме. Пока еще нежные, рыжие волосы, падающие до плеч, подавали старой женщине невольный сигнал, прикоснуться к своим. Такое девичье, переступание с ноги на ногу, перед входом в камеру, надежда в глазах, направленная на Наташку — все это приводило женщину в ярость и глубочайшую скорбь.

Она никогда не просила за свои курьерские услуги оплаты сверх меры, всегда довольствовалась какими-либо безделицами. С ее связями на воле, достать что-то — не было проблемой. Но в этом месте, для старой женщины, высшим благом было обычное, такое невинное, человеческое внимание. Так, к ней снова и снова приходили новые люди, со своими просьбами, одаривая ее возможностью поучаствовать в их жизни, утвердить свое существование. Помогая убогим, она, зачастую, чувствовала себя, как Мать Тереза, в свои лучшие годы, что также хорошо скрашивало ее будни.

Но сейчас, перед ней стояла девушка, еще не успевшая познать все тяготы тюремной жизни, не ощутившая необходимого перелома сознания для перехода в суровую реальность. Улыбка, искра в глазах, задор и беззаботность в ней, создавали в душе Наташки ужас.

Она понимала, что в ее состоянии, у нее не хватит сил, помочь Лизе осознать окружение, недоставало необходимого ключика, чтобы по-настоящему открыть двери в тюрьму.

Вспомнив про свои связи не только за границами тюрьмы, но и внутри, она решила, как сможет помочь Лизе. Осталось только, взять что-нибудь в оплату.

— Очки значит, — хриплым голосом сказала Наташка, — ну, садись ко мне на койку, и помассируй старой женщине ноги. Только очень аккуратно. А я тебе историю расскажу, чтобы нескучно было!

Массаж ног далеко не худшее, из того, что представляла себе Лиза. Конечно, тоже не особо приятное действие, однако ничего за рамками приемлемого.

Аккуратно возложив свои нежные руки на ноги Наташки, Лиза приступила медленно массировать их, стараясь не перебарщивать с силой.

— Да! Вот так хорошо. Продолжай! — Восторженно сказала женщина, — а расскажу я тебе, хм…, расскажу про Кристину, про “Кристину-Висельницу”.

“Была у нас в тюрьме баба, вся такая просветленная, открытая, все познавшая, якобы. И не знаю как, но договорилась она с администрацией, устроить у себя в камере центр эвтаназии из подручных средств. Короче, где-то начиталась она, мол, лишение свободы, хуже смерти. И решила у себя повесить петельку, да с мылом. А начальникам только плюс, лишний рот в тюрьме и никаких вопросов. Все-таки посетительниц не так много было, может в год пару девочек. Зато если кто-то в тихую хотел, теперь можно было не прятаться и к Кристине пойти. Очень удобно.

Так вот, пришел значит, к ней начальник, это получатся, позапрошлый. Ну, и решил исповедоваться. Говорит, мол, ты святая, тебе доверится могу. И рассказал, дурак старый, как девушку одну, из тюрьмы, силой взял. Убить не смог, оформил перевод в другою тюрьму. Плакал сидел, стыдно было, мразь, одним словом. Сам с чувством вины справиться не смог, решил через бога индульгенцию получить.

Кристина баба была сильная, не просто так всю жизнь сидит. Она начальника сзади обошла и на петлю насадила. Долго держала его, тот все барахтался и барахтался, но, через пару минут повис без сил, синий как слива.

Кристина ничего скрывать не стала, сразу сдалась дубачкам, без боя, легендарная баба. Говорили потом, между нами, что ее где-то в подвале тут и расстреляли, так оно или нет, я уже не скажу, но то, что казнили ее, так точно.

Жалко, конечно, камера с висельницей очень удобна была, сейчас уже бюрократия везде, все по документам, такого не