нее им не удастся организовать все как следует. Хм, завтра днем есть удобный авиарейс.

— Знаете что, оставьте это мне, я все улажу, — успокаивающе произнес Майкл Бруэр. — Если вы уверены, что из его вещей вам ничего не нужно…

— Я, пожалуй, еще посмотрю. У него могли быть какие-нибудь семейные фотографии или еще что-нибудь.

— Оставайтесь, сколько вам нужно.

— Спасибо.

Харриет зевнула и украдкой посмотрела на часы. Почти восемь. Последние несколько дней она почти не спала. Все-таки нужно поискать еще. Может быть, здесь все же сыщется что-нибудь такое, что поможет раскрыть книгу жизни брата.

Однако мысль о завтрашнем рейсе засела у нее в голове. «Еще полчаса здесь, — подумала она, почувствовав укол совести, — а потом обратно в гостиницу». Перекусить, пораньше лечь спать, а утром поездом в Лондон. Здесь ей больше нечего было делать.

— Мистер Бруэр, — неуверенно произнесла она, — я хочу спросить насчет болезни Дикки…

Мужчина насторожился.

— Да?

— Как долго он был прикован к кровати?

— Думаю, недели три.

— А в это время он нормально питался?

— Я пытался его уговорить, но ему это было неинтересно. А когда он что-то съедал, надолго это в нем не задерживалось.

— Я вам очень благодарна за то, что вы присматривали за ним.

Майкл Бруэр пожал плечами.

— Жаль, что я не смог сделать чего-то большего.

— А он продолжал работать?

— Да. До самого конца. Я пробовал повлиять на него, говорил, что ему нужно в больницу, но… У него был очень волевой характер.

— Да.

Раздался звонок в дверь. Пробормотав «извините», Майкл Бруэр отправился вниз. Дверь в комнату он оставил приоткрытой, поэтому Харриет слышала происходивший в коридоре разговор.

Сначала Майкл Бруэр вежливо произнес:

— Добрый вечер.

Потом раздался неожиданный голос, молодой, грубоватый и немного заговорщический:

— Привет, мне этот адрес дал друг.

— Да?

— Его Род зовут.

— И что? — Это имя явно ничего не сказало Майклу Бруэру.

— Он сказал, что я могу прийти сюда, чтобы… Сказал, тут живет человек, который может…

— Прошу прощения, но ваш друг, похоже, ошибся и дал вам неправильный адрес. Здесь вам никто не поможет.

Заинтересовавшись разговором, Харриет подошла к двери комнаты Дикки. Через стойки перил она могла разглядеть посетителя. Это был молодой парень с черным панковским ирокезом, в порванных джинсах и куртке. Бледное лицо, нервно подергивающийся рот, но взгляд нагловатый, даже высокомерный.

Как только она выглянула, Майкл Бруэр закрыл входную дверь. Харриет поспешно вернулась в комнату и, чтобы принять занятой вид, присела на пол рядом с кипой бумаг у книжного шкафа. Она переставила ее в сторону и увидела под бумагами пачку глянцевых журналов.

Она открыла один из них.

Несмотря на то что иногда она вела себя как старая дева, жизненный опыт Харриет Чейли был богаче, чем могло показаться. Она знала, что такое порнография.

Однако такой порнографии раньше ей видеть не приходилось. На фотографиях не было женских тел. Там были одни мужчины.

Она пошарила рукой под книжным шкафом и достала оттуда узкую коробку для сигар. Открыв крышку, она обнаружила пару тонких пластиковых шприцев, несколько запачканных кровью бинтов и маленький полиэтиленовый пакетик с белым порошком.

— Кхм.

Она повернулась и увидела стоявшего в дверном проеме Майкла Бруэра. На лице его была написана жалость.

— Простите, — сказал он, — я думал, что избавился от всего этого, и надеялся, что вам все-таки не придется об этом узнать.

— Вы что, — изумилась Харриет, — хотите сказать, что Дикки умер от передозировки наркотиков?

— Нет, — печально покачал головой Майкл Бруэр. — Дело не в этом.

— Я все равно не могу в это поверить, — призналась Харриет. — Я ведь помню, каким Дикки был раньше…

— Вы сами сказали, что давно не видели его. — Голос Майкла Бруэра был мягким, полным сочувствия.

— Это правда.

— И вы удивлялись, что он не общался с женщинами.

— Да.

— Мне очень жаль, но все было понятно с первого дня, когда он поселился здесь.

— Ox.

— Сюда приходили мальчики. Спросите любого из соседей. Молодые люди приходили по ночам к вашему брату.

— Я поняла. — Вдруг ее поразила мысль. — Подождите… А этот парень, который приходил сегодня…

Майкл Бруэр кивнул.

— Мне очень жаль. Мне действительно не хотелось, чтобы вы об этом узнали.

— Хорошо, что я узнала хотя бы сейчас.

— Но почему? Почему вы так говорите? Я думал, вам и без этого сейчас нелегко.

— Нет-нет. Я хочу узнать о нем как можно больше. Я очень жалею, что не сделала этого, когда он был жив. Теперь я хочу узнать о Дикки все.

— Вот как…

— Может быть, так мне будет легче справиться с этой утратой.

— Может быть… — Майкл Бруэр грустно покачал головой. — Но мне кажется, так вы только сделаете себе больнее.

— Возможно, боль — это именно то, что мне сейчас нужно. Это искупление. Наказание за то, что не узнала его лучше, когда он был жив.

Майкл Бруэр кивнул, принимая такое объяснение.

— Почему доктор Харт не рассказал мне об этом?

— Мы обсуждали с ним это, мисс Чейли, и решили, что чем меньше людей будет об этом знать, тем лучше.

— Врач не должен так поступать.

— Возможно. Но чисто по-человечески… По крайней мере, он проявил сочувствие.

— Да. — Харриет посмотрела на часы. — Он, наверное, вряд ли до сих пор на работе?

— Да, скорее всего.

— У вас есть его домашний телефон?

— Есть, — сказал Майкл Бруэр, печально кивнув головой.

— Вы хотите сказать, что не поставили диагноз сразу?

— Ну, хорошо. Да, — вспыльчиво ответил доктор Харт. То, что ему позвонили домой, и так было ему неприятно, а когда начали ставить под сомнение его медицинские знания, он и вовсе разозлился. — Послушайте, мисс Чейли, вы хоть представляете, сколько пациентов я принимаю в день? И я разговариваю с ними всеми: пенсионеры с артритом, женщины с менопаузами, студенты с бог знает какими проблемами. Секс, депрессия, наркотики… Вы представляете себе масштабы наркомании в этом университете? И с каждым годом ситуация только ухудшается, потому что торговцев наркотиками, похоже, никто не ловит. А если и поймают одного, на его место приходят двое. Так вот, из-за всего этого у врачей просто не хватает времени. Поэтому мы вынуждены ставить диагноз на основании видимых симптомов. Если больной жалуется на понос, ты прописываешь ему средство от поноса. Черт возьми, да что тут говорить, если о том, что ваш брат был гомосексуалистом, я узнал только перед самой его смертью.

— Я тоже этого не знала.

— Вот видите! Вы росли с ним вместе, и то не знали. Я же встречал его всего… три… нет, четыре раза.