– Вот, оказывается, в чем дело, – Гурджиев улыбнулся в усы.

Нико не понял, Гурджиев открыто над ним посмеивался или просто тик у него был такой – улыбаться в усы. Он так разозлился, что чуть было не бросился искать в интернете фотки Мишеля Фуко. К тому же, глядя на ноги Гурджиева, почему-то вспомнил увиденных прошлым летом американских туристов в стамбульском Султанахмете. Как привидения, они молча ступали по устланному коврами полу Голубой мечети за гидом с бесплатной брошюрой о мечети в одной руке и пакетом собственной обуви в другой, на шее фотокамера, а в глубине души немного страха – впавший в религиозный экстаз, стоящий на коленях на седжаде имам во время молитвы то и дело смачно прикладывался лбом к полу. А вокруг призраками ходили спрятанные в чаршафы женщины.

Нино нетерпеливо ждала, когда старик исчезнет – его бесконечный визит уже начинал ее раздражать. К тому же до смерти хотелось спать. Не осмеливаясь спросить прямо, когда, мол, вы исчезнете, она зашла издалека:

– Оттуда ничего не слышно?

Старик достал часы из кармана, посмотрел на них:

– Пока ничего, – вздохнул.

Он все еще потирал ухо Фуко. Пальцы, натренированные в переборе четок. Пребывающее в блаженстве животное валялось рядом с ним, как падаль.

Нино уже уверилась, что Гурджиев никуда не собирается и останется у них. Она только не понимала, старик это сам все устроил или случайно получилось.

– Вы ложитесь, – сказал Гурджиев, – поздно уже. Я здесь подожду, если можно. Мне главное – вас не беспокоить. – И про себя буркнул: – Когда-нибудь же исчезну, елки-палки!

Так жалко и безнадежно сказал, что даже Нино смягчилась, хотя его когда-нибудь совсем ей не понравилось.

– Давайте сделаем так, – Нино встала. – Я вам постелю здесь, – и тут же добавила, шутя: – И… когда вы исчезнете, исчезнете.

– Прекрасно! – подхватил Гурджиев и даже зааплодировал.

Фуко вскочил на диване, глухо залаяв.

Вскоре Горозии легли. Сразу уснуть, конечно, не смогли. Да и как тут уснешь! Шутка ли – в соседней комнате сидит Гурджиев. Было так жарко, что они не могли прикоснуться друг к другу. Где-то без умолку жужжало ночное насекомое.

Нико, лежа в кровати, включил лэптоп. Его легкая вибрация распространилась на всю постель – и на «Ютубе» тихо начал смотреть документальный фильм о Гурджиеве. Чем дольше он смотрел, тем бо́льшим уважением проникался к гостю. А мыслями парил над лежащим в холодильнике охлажденным эклером.

Несмотря на жару, Нино по горло завернулась в простыню. Глаза слипались, лицо освещал экран лэптопа. Временами в фильме появлялись архивные кадры – Гурджиев то садится в машину на какой-то улице Парижа, то стоит в тени дерева в окружении молодых людей, улыбаясь в усы, то мнет в руках папаху… Нино ощутила гордость, что человек, красовавшийся на экране лэптопа, сидит у них в гостиной.

Временами шум проносящихся по проспекту Руставели машин доносился до улицы Атарбекова. Сквозь ветки стоящего перед домом дерева из окна спальни Горозии виднелся небольшой фрагмент Тбилиси – стеклянный купол президентской резиденции, освещенный прожекторами собор Троицы и затемненный Авлабар.

Нино одновременно была возбуждена и раздражена, как перед месячными, и хотела, и стеснялась секса с Нико. По одной и той же причине. Почему-то представляла, что за стеной Гурджиев все свое могучее внимание направил на них и своими рентгеновскими глазами прожигает их комнату насквозь. На самом деле он уже давно сладко спал. Свернулся в клубочек, подобно эмбриону, между ногами скомканная простыня, тихое комариное попискивание при выдохе, из открытого рта стекает слюна. На лысой голове капельки пота. На нем была белая майка и черные семейные трусы до колен. Под майкой виднелся контур корсета. Носки в полоску были запихнуты в штиблеты. Сложенные брюки и папаха лежали на стуле, пиджак и жилет висели рядом, у ног спал Фуко.

В «Википедии» Нино вычитала, что у Георгия Ивановича Гурджиева был гипнотический, таинственный взгляд. А про себя подумала, что старик так косоглаз, что не приходится удивляться – кому-то его взгляд мог показаться и таинственным. Эта деталь запала ей в душу, хотя там еще много чего было написано.

Писали, например, что Гурджиев был философом, гимнастом, знахарем, йогом и магом; что он и Сталин вместе учились в Тбилисской духовной семинарии; что он говорил на многих языках; что в поисках древних эзотерических школ пешком обошел с единомышленниками весь Ближний Восток и Среднюю Азию; что был в Тибете духовником юного далай-ламы Тхубдана Джамцхо; что духовником Тхубдана Джамцхо в самом деле был Агван Доржиев, бурятский монах и агент России, которого часто путают с Гурджиевым; что национал-социалисты по его совету сделали свастику символом своей партии; что лично знал и имел большое влияние на Адольфа Гитлера… Из этого винегрета фактов выходило, что почти все ключевые события первой половины XX века прямо или косвенно были связаны с именем Гурджиева. Гимнаста с гипнотическим взглядом.

Прежде чем закрыть лэптоп, Нико узнал из интернета, что в эти самые минуты небо Европы затягивало пеплом исландского вулкана и авиакомпании отменяли рейсы один за другим.

«Возможно, из-за того, что воздушное сообщение перекрыли, Гурджиев и застрял у нас», – подумал Нико про себя, протянув лэптоп на стул рядом с кроватью.

– Представляешь, сколько выложили бы телекомпании, чтобы только взять интервью у Гурджиева? – шепотом сказал Нико и посмотрел на Нино, а про себя подумал – может, хотя бы сфотографировать его?

Нино уже отрубалась, голос Нико донесся до нее издалека. Засыпая, она увидела Гурджиева почему-то в «Профиле» – вот он сидит на кремовом диване со сведенными, как у девочки, коленями и со слезами на глазах вспоминает свою прошедшую жизнь, а в руках мнет папаху. Ведущая спрашивает: «Скажите, где родился Маг Социалистического Труда Георгий Гурджиев?» «Я из Гурджаани», – Гурджиев невольно срыгивает, выплескивая изо рта немного черной сажи. Зал аплодирует. Снова ведущая спрашивает: «А сейчас где живете?» Гурджиев смущается, снова и снова мнет папаху: «В бывшем Сталинабаде, сегодняшнем Душанбе». Зал смолкает. Напряженная пауза. Ведущая смотрит на него с сочувствием. Гурджиев уточняет: «Душанбе» по-таджикски значит «город духов», или «кишлак», – на этом месте изо рта снова выплескивается сажа, а Гурджиев неожиданно достает из шапки гвоздику и протягивает ведущей: – Это вам». Зал аплодирует. Ведущая спрашивает снова: «А как вы так быстро из Душанбе попадаете на спиритические сеансы?» – и машинально нюхает цветок. Гурджиев отвечает: «Вот так», надевает на голову папаху и сразу исчезает. Зал ахает. Откуда-то из задних рядов доносится: «Пидорас!» Камера приближается к лицу ведущей. Крупный план. Она с улыбкой говорит в камеру: «Не переключайте. После рекламной блокады мы быстро вернемся».

С той ночи Гурджиев, как вирус, плотно засел в семье Горозия. Впрочем, в первые дни он с нетерпением ждал своего исчезновения, подобно застрявшему из-за непогоды пассажиру, ожидающему объявления его рейса. Он шарил в интернете на лэптопе, который ему дал Нико (в основном старик читал статьи про себя и просматривал свои же фотографии), смотрел телевизор в гостиной либо крутил педали на тренажере и вдруг вскакивал: мол, сейчас исчезну – и начинал судорожно искать папаху. Фуко с лаем носился вокруг. Затем Гурджиев прикрывал глаза, выплескивал изо рта сажу с запахом резины и начинал тихо бормотать: «Три, два, один…», но не исчезал. А там и вскакивать перестал. Только часы доставал из кармана жилета и тайком посматривал на них. Так тайком невротикам свойственно считать себе пульс.