Придя этим утром в дом, она застала мистера Меривезера за завтраком в маленькой столовой, примыкавшей к кухне. Никто еще не проснулся, и рядом с ним была только ее мать. Высокий мужчина со смуглой кожей, редеющими светлыми волосами и по-армейски прямой осанкой, Эймс Меривезер был не только одним из самых известных в Атланте адвокатов, выступающих в суде, но и до мозга костей гордым отпрыском своего прапрадеда, служившего в кавалерии армии конфедератов. Когда дети были маленькими, он становился на четвереньки, усаживал их себе на спину и скакал, пока они не начинали визжать от восторга. Розали он нежно называл Генерал. Если кто-то из детей приходил к нему за разрешением что-то сделать, он мог подмигнуть и сказать: «Об этом нужно спросить у Генерала» или же, давая Абигейл пакет со сладостями, заговорщицки предупреждал: «Слушай, не показывай это своей матери. Не хочу потом иметь проблем с Генералом».

Мать Абигейл знала о привычках хозяина больше, чем его жена Гвен, которая обычно по утрам долго спала, иногда до полудня, и домашним хозяйством практически не занималась. Например, Розали знала, что Эймс любит, когда яичница обжарена только чуть-чуть, а желтки остаются полужидкими, но ветчину требует поджаривать до хрустящего состояния; что он постоянно теряет пуговицы с манжет рубашек, а карманы брюк, которые оказываются в корзине для грязного белья, обыкновенно набиты мелочью, смятыми квитанциями и обрывками бумаги с нацарапанными на них номерами телефонов; что он очень неспокойно спит и на его кровати в комнате, расположенной рядом с комнатой жены (Гвен страдала хронической мигренью и не могла выносить присутствия супруга во время приступов), простыни и одеяла вечно были спутаны в клубок. Розали как-то пошутила, что, если ему когда-то придется бороться с дьяволом за спасение своей души, насчет победителя она не сомневается.

— Забери, пока я все это не прикончил, — проворчал Эймс, отодвигая стоявшую перед ним тарелку с печеньем. Затем, взглянув на Абигейл, с усмешкой добавил: — Если я и толстый, то исключительно потому, что твоя мать слишком хорошо готовит. — Он похлопал себя по животу, который с возрастом несколько увеличился. Если не считать этого, в нем вполне можно было видеть взрослую версию Вона — такие же завидные физические данные, такие же проницательные голубые глаза.

— Толстый? К вам это ни капельки не относится, — запротестовала Розали. Ее деревенский говорок, отшлифованный за годы работы у солидных людей, был слабым отголоском ее тяжелой юности. — Я бы первая узнала, если бы вам нужно было растачать брюки. — Она подложила ему в тарелку еще омлета. — К тому же мужчина должен поддерживать свою силу. Я не знаю никого, кто работал бы столько же, сколько наш мистер Меривезер, — сказала она, обращаясь к Абигейл, как будто сама не начинала вкалывать с первыми лучами солнца.

На мгновение по лицу Эймса Меривезера пробежала тень. Он, по всей вероятности, подумал о том же, о чем думали Абигейл и ее мать: помимо бесконечного количества дел есть и другая причина, заставляющая его так долго засиживаться в офисе. С некоторых пор стало очевидно, что в его браке не все складывается так, как должно было быть. Не то чтобы они с Гвен ссорились — по крайней мере, открыто, — а наоборот, долгое время тщательно старались быть вежливыми по отношению друг к другу при Розали и детях, отчего все становилось только еще хуже. Это походило на спектакль, когда смотришь игру актеров, заранее зная из театральной программки, что счастливого конца не будет.

— Ну ладно! — закончив с содержимым своей тарелки, чрезмерно сердечным тоном воскликнул Эймс. — Спасибо, Рози, за еще один прекрасный завтрак. — Отодвинувшись от стола, он повернулся к Абигейл и, специально растягивая слова, обратился к ней так, как это мог бы сделать настоящий старый полковник: — Аб-би, не могла бы ты, уф, передать ее королевскому высочеству Лайле, когда она соизволит здесь появиться, что, уф, ее отец пошел в конюшню седлать лошадей.

— Вы опоздали, сэр, — сообщила ему Абигейл, — она вас опередила.

Лайла сегодня встала раньше обычного и уже отправилась на прогулку на своем новом кастрированном жеребце. Конь был подарен ей родителями месяц назад на их с Воном шестнадцатилетие, и с тех пор она проводила с ним почти все свободное время. Вон, отдающий предпочтение лошадиным силам, расположенным под капотом, получил в подарок новенький красный пикап «Додж Рэм», который следовало бы запретить, учитывая эффект, производимый им на Абигейл, когда он с ревом врывался на подъездную дорожку к дому. Разумеется, с Воном за рулем.

— Что это еще за «сэр»? — проворчал Эймс с напускной суровостью в голосе. — Мне казалось, я ясно дал понять: ничего этого не должно быть.

Чувствуя на себе взгляд матери, Абигейл сдержала улыбку. Невзирая на близкую дружбу ее дочери с близнецами, Розали была строга и требовала, чтобы Абигейл обращалась к хозяевам, не допуская и намека на фамильярность.

— Простите, сэ… мистер Меривезер. Это больше не повторится, — с притворной серьезностью заверила его Абигейл.

Он наклонился в ее сторону и прошептал:

— Между нами говоря, я бы предпочел, чтобы ты называла меня просто Эймс. Но не будем расстраивать Генерала. — От него приятно пахло копченостями: он только что съел шесть кусочков зажаренного до хруста бекона.

Перед тем как он вышел, они с Розали обменялись веселыми взглядами.

Через несколько минут в кухню заглянул босой Вон, направляющийся в маленькую столовую. Заправляя в брюки рубашку, он зевал и протирал заспанные глаза. (К постоянному неудовольствию Розали Вон всегда спускался по задней лестнице и очень редко пользовался обычным входом.) При виде его сердце Абигейл учащенно забилось, а голову заполнили воспоминания вчерашнего вечера. Раскладывая для него столовые приборы и салфетку, она старалась отводить глаза, боясь, что они могут выдать ее.

Все началось довольно невинно. Они отправились в город, чтобы посмотреть фильм Спилберга «Инопланетянин», который только что начали показывать в Риальто-центре. Лайла тоже должна была пойти с ними, но, когда пришло время выезжать, ее нигде не было.

— Она, наверное, поехала кататься на лошади и потеряла чувство времени, — предположил Вон, вынимая из кармана ключи от машины. И сокрушенно покачал головой, словно говоря: «Как это похоже на мою сестру».

В ответ Абигейл пожала плечами, сделав вид, что повсюду искала ее, хотя на самом деле это были поиски, в лучшем случае, на скорую руку. «Но разве я сама не хотела остаться с Воном наедине?» — подумала она, чувствуя угрызения совести, когда машина тронулась от дома. Зато теперь она могла представить, что у них свидание. И, как оказалось впоследствии, вообразить это было не так уж сложно. Весь вечер Абигейл почти мучительно чувствовала присутствие Вона рядом: его ладонь, слегка поддерживающая ее под локоть, когда он вел ее через толпу к входу; его рука, лежавшая во время фильма на разделявшем их подлокотнике и щекотавшая голую руку Абигейл своими невидимыми волосками; его обмасленные пальцы, касавшиеся ее, когда они одновременно лезли в коробку с попкорном.

Тем не менее она не придала значения тому, что на обратном пути Вон, не сказав ей ни слова, свернул к старому карьеру, вместо того чтобы ехать домой. Было еще рано, а в последнее время он редко упускал возможность проверить новый комплект резины. Они катились по грунтовой дороге, поднимая вокруг себя клубы пыли; в машине на полную мощность ревел магнитофон, крутивший «Ван Халена»[2], и Абигейл с трудом подавляла в себе трепетный страх, вызванный скоростью, с которой Вон вел машину. Но уже через несколько минут она забыла о своем страхе, полностью отдавшись ощущению импульсивной энергии, которую этот парень неизменно излучал. Казалось, что с самого рождения сила тяжести действует на него в обратном направлении, и когда он мчался, мастерски направляя пикап между ухабами и выбоинами, а ветер, врывавшийся через открытые окна, лохматил его волосы в полосках лунного света, она тоже заражалась возбуждением от быстрой езды.