Если бы Розали когда-либо пришлось во всеуслышание заявить о своей преданности Меривезерам, это наверняка смутило бы всех заинтересованных лиц. Та забота, с которой она относилась к выполнению любых их потребностей, выражала ее чувства лучше всяких слов. Как и в отношении подноса с завтраком для Гвен, она уделяла внимание мельчайшим деталям, включая наглаженную до хруста салфетку, вставленную в серебряное кольцо. Это был способ Розали показать Меривезерам, что она считает их своей семьей в большей степени, чем своих родственников. Шестнадцать лет назад они приютили ее, беременную, без гроша за душой, а когда родилась Абигейл, то приняли и ее девочку. Как она могла испытывать к ним что-то еще, кроме любви?

— Ты бы перекусила, пока я отнесу это миссис Меривезер, — сказала Розали, поднимая поднос; тонкая фарфоровая чашка на блюдце мелодично звякнула.

— Я не голодна, — ответила Абигейл тусклым голосом.

После сегодняшней встречи с Воном, совершенно сбившей девушку с толку, у нее абсолютно не было аппетита.

Розали, посмотрев на дочь, улыбнулась, и Абигейл неожиданно смутилась.

— Знаешь, это не всегда будет так.

— Что? — спросила Абигейл.

— Мальчики.

Чувствуя, что мать видит ее насквозь, Абигейл вспыхнула, но постаралась ответить как можно равнодушнее:

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ох, да все-то ты понимаешь. — Спокойный и внимательный взгляд матери не давал ей ни единого шанса. Было ясно, что она заметила, как Абигейл с потерянным видом вилась вокруг Вона. Она только не знала, что все это уже перешло на другой уровень. — Тебе не стоит об этом беспокоиться. Очень скоро они будут есть у тебя из рук. И можешь мне поверить, — голос Розали стал зловещим, — что именно тогда и начнутся твои настоящие проблемы.

По выражению лица матери было видно, что сама она слишком хорошо знает, к чему эти проблемы могут привести. Когда Розали в семнадцать забеременела, глубоко религиозная мать и отчим выгнали ее из дома, и если бы не эта работа, ей пришлось бы голодать или еще что-нибудь похуже. Теперь в свои тридцать четыре она делала вид, будто раз и навсегда покончила с мужчинами и всеми их «глупостями». Однажды, когда Абигейл высказала идею насчет того, чтобы Розали снова вышла замуж, та просто высмеяла ее.

— Ну для чего мне муж? — воскликнула она. — Разве у нас с тобой прямо сейчас нет всего, чего мы только могли бы пожелать?

Казалось, ее способ отваживать потенциальных поклонников заключался в том, чтобы затушевывать свой внешний вид и выглядеть, как старая дева. Будучи еще относительно молодой и красивой, с глазами цвета старого бурбона, бокал которого миссис Меривезер пропускала каждый вечер перед ужином, с густыми каштановыми волосами, прорезанными прядями медного оттенка, Розали предпочитала юбки ниже колен, удобные туфли на низких каблуках, застегивающиеся до шеи блузки и пользовалась минимальным количеством украшений или вообще обходилась без них. Единственное приличное платье она берегла для похода в церковь, а весь ее макияж состоял из небрежного мазка губной помады.

— Лайлу, похоже, это нисколько не тревожит, — угрюмо заметила Абигейл.

Лайла была в равной степени популярна как среди юношей, так и среди девушек. Несмотря на то что разница в возрасте между ними была всего шесть месяцев, Абигейл всегда чувствовала себя рядом с ней младшей сестренкой. Несмышленой младшей сестренкой, которая была на пятнадцать сантиметров выше и при этом полностью лишена компанейских качеств Лайлы. Если бы вчера, когда они раздевались, было не так темно, Вон, наверное, и не посмотрел бы на нее.

— Это у каждого по-своему, — с нежностью произнесла Розали, имея в виду, что далеко не все так одарены, как Лайла.

— Это несправедливо, — вздохнула Абигейл.

Лицо матери приняло унылое, покорное выражение.

— Что ж, жизнь несправедлива. И чем раньше ты смиришься с этим, тем лучше. — С этими словами она толкнула обе створки двери и направилась к лестнице.

Когда она вернулась, Абигейл было достаточно лишь одного взгляда на ее пепельного цвета лицо, чтобы понять: произошло что-то ужасное.

Розали опустилась на стоявший за столом стул и закрыла лицо ладонями.

Абигейл тут же подскочила к ней.

— Мама! Что с тобой? Что случилось?

Розали только качала головой, не в состоянии вымолвить ни слова.

«Может быть, что-то с Лайлой? — подумала Абигейл. — Может, она упала, катаясь на лошади?» Представив себе Лайлу, распростертую на земле, она почувствовала себя так, как будто ветер сбил с ног ее саму. Но эта догадка быстро рассеялась.

— Это… миссис Меривезер, — запинаясь, произнесла Розали, когда голос вновь вернулся к ней. — Помнишь то бриллиантовое ожерелье, которое мистер Меривезер подарил ей на их годовщину? Так вот, оно пропало. И она… она, похоже, думает, что это я взяла его. — Розали подняла голову, и Абигейл увидела невыносимо страшный взгляд, в котором были не просто шок и ужас незаслуженно обвиненного человека, но гораздо большее. Она уловила в нем какой-то скрытый проблеск. Мать явно рассказала ей не все.

Действительно ли Розали взяла это ожерелье? Не для того, чтобы оставить его себе, конечно. Возможно, она хотела только позаимствовать его на время и вернуть до того, как пропажа обнаружится. Но и такой вариант был настолько неправдоподобен, что Абигейл тут же отбросила эту мысль. Ее мать вернула бы даже мелкую монетку, найденную в кармане брюк, отданных в стирку. Она никогда бы не взяла что-то без спросу, особенно дорогую вещь.

— Может, она сама положила его куда-то, а затем забыла? — предположила Абигейл. — Ожерелье наверняка где-то в доме. Давай я помогу его поискать.

Она повернулась, чтобы идти, но мать схватила ее за руку.

— Нет! Уже слишком поздно.

Абигейл непонимающе посмотрела на нее.

— О чем ты говоришь, мама?

— Сюда уже едет полиция. — Глаза Розали напоминали две темные дырки, прожженные в бледном пергаменте.

Полиция? О Господи, все оказалось намного серьезнее, чем она думала. Внезапно Абигейл стало очень страшно. Ощущение, что мать скрывает от нее что-то чрезвычайно важное, стало еще сильнее.

— Мама, ради Бога, что здесь все-таки происходит? Что бы это ни было, я все равно хочу знать. Прошу тебя.

— Действительно, почему бы тебе не рассказать ей, Розали?

Абигейл резко обернулась на звук мягкого мелодичного голоса миссис Меривезер. В дверях стояла хозяйка, в розовом атласном халате и домашних тапочках в тон; ее платиновые волосы, обычно аккуратно причесанные «под пажа», сейчас торчали в разные стороны, а страдальческое лицо имело сероватый оттенок, как во время одной из ее постоянных мигреней. Тонкие благородные черты, какими бы красивыми они ни были в молодости, сейчас несли на себе следы возраста и подорванного здоровья. С этого расстояния Абигейл могла рассмотреть мириады мелких морщин и сосудов на ее аристократическом носу, напоминавших паутину трещинок на глазури чайной чашки из мейсенского фарфора, любовно приготовленной для нее домоправительницей.