Расстегнув, я выпотрошил его себе на колени. Дорогой телефон в кожаном белом чехле с маленьким чёрным дракончиком в самом углу. Несколько секунд я пялился на этого дракона, понимая, что ещё не достиг точки невозврата. До этого самого момента не достиг. Сука…

Резко вскинув голову, я посмотрел ей в глаза. Она сидела молча, всё так же придерживаясь за ручку дверцы и смотрела на меня прямо, с вызовом.

— Ты пожалеешь, Аврора, — щурясь, выдавил я.

— Я уже пожалела! – её кажущееся спокойствие хрустнуло, как стякляшка, придавленная подошвой армейского ботинка. – Пожалела, что когда-то связалась с тобой, Загорский! – наконец в голосе её раздалось что-то схожее с отчаяньем. Бросив взгляд на дорогу, она снова посмотрела на меня. – Что ты делаешь?! Остановись! Сам знаешь, что у тебя ничего не выйдет! Стоит…

— Выйдет, — мимо нас мелькнуло несколько домиков. – Ещё как выйдет. Новый поворот, трасса, уносящая нас всё дальше…

Машин было немного, и я легко выжимал скорость. Заметил едущий в том же направлении пикап с открытым кузовом и, опустив стекло со своей стороны, вытащил из кармана смартфон. Мой – чёрный, её – белый… Перед тем, как оба телефона упали в кузов соседний машины, взгляд мой снова зацепился за крохотного чёрного дракона на чехле.

— Это тебе не поможет, — тихо сказала Аврора.

— Возможно, — согласился я. – Но я всё-таки попробую.

Врывающийся в салон ветер бил по лицу, отрезвляя, выветривая запах дыма, виски, лжи и её духов. Нет… Запах дыма и виски. Ложь и её духи впитались в обивку, в пластик, в мою одежду и моё нутро. И с последним произошло это отнюдь не сегодня, а когда-то… В те времена, когда я был лохом, ведущимся на пустые слова и верящим сукам… суке, сидящей сейчас рядом.

— Куда мы едем? – наконец спросила она после того, как пейзаж по обеим сторонам дороги сменился. На смену пригородным домам пришли вначале поля и пустыри, после – частокол стволов окружающего нас леса. Отвечать я не спешил. Чувствовал, как усиливается её нервозность, как в уверенность её потихоньку прокрадываются сомнения. Правильно. Дошло наконец, что шутить я не собираюсь. Паршивый дворовый щенок, коим я некогда был, заматерел.

Прикурив, я небрежно бросил:

— Как насчёт Арабских Эмиратов? – уголок губ дёрнулся. Аврора молчала, и я, стряхнув пепел в открытое окно, продолжил: — Там такие, как ты, в цене. Натянем тебе девственность, что скажешь?

— Тебе самому не противно от того, что ты несёшь? – внезапно спросила она, сжимая тонкими пальцами клатч, который я успел швырнуть ей обратно.

— А должно быть? – очередная невесёлая усмешка.

Затяжка, горький дым, раздражающий горло, лес… Когда-то я мечтал вот так увезти её навстречу будущему. Одетую в белое платье, пахнущую проклятыми духами. А теперь… Стоило заметить, как она приподняла руку и коснулась волос, чтобы поправить локон, как пальцы её скользят по виску, по аккуратной раковинке уха, как блестит бриллиант серёжки в мочке, всё, что я ещё как-то сдерживал, полыхнуло. Нежности во мне не осталось, лишь желание взять. Взять своё.

Резко вывернув руль, я остановился у обочине. Аврора уставилась на меня и, поймав мой взгляд, качнула головой.

— Дэн, — губы её приоткрылись.  – Дэн, прекрати, — в голосе опаска и предупреждение.

— Что прекратить? – резким выпадом я схватил её за локоть и подтянул к себе.

Между нашими лицами оставались какие-то сантиметры, и я, склонившись к её уху, шумно втянул воздух. Зарычал, чувствуя, как выкручиваются внутренности, как в области солнечного сплетения всё сворачиваются. Член мгновенно стал каменным, кровь, и без того ядовитая, превратилась в ртуть. Я по-прежнему хотел её. Хотел всё так же сильно, до боли, до одури. Нет… теперь я хотел её даже сильнее прежнего. Хотел задрать все эти юбки и всадить ей так глубоко, чтобы кричала, чтобы у меня у самого в башке поплыло.

Наклонился ближе и снова вдохнул, теперь у её шеи. Прикусил кожу – сильно, а потом языком, пробуя на вкус, чувствуя, как она дрожит, прижатая ко мне, вынужденная подчиняться.

— Денис… — грудь её вздымалась в лихорадочном дыхании, голос сел. – Денис, прошу тебя…

— Заткнись, — рычание в шею, языком по коже, по скуле к самым губам. Её рот…

— Нет!

Она упёрлась ладонями мне в грудь и попыталась отвернуться. Я с силой сжал волосы на её затылке. Заколки впились в ладонь. Хотелось вытащить их нахрен, распустить её длинные волосы, разодрать на ней это грёбаное платье и поставить раком.

— Нет? – верхняя губа моя дёрнулась в оскале. – Нет? – усмехнулся.

— Нет, — она стиснула зубы и толкнула меня сильнее. Поморщилась.

Не нравится? Запах сигарет не нравится? Запах виски? Да, девочка, так воняет жизнь. Именно так. С прищуром я несколько секунд смотрел в её орехово-карие глаза, а после зарычал и с силой сдавил пряди.

— К чёрту твоё «нет»! – стремительно впечатал свой рот в её. Она замычала, попробовала вывернуться, а я целовал её, кусал губы и чувствовал дурманяще-пряный вкус. Вкус женщины, за которую когда-то был готов отдать всё, разодрать собственную шкуру и бросить к её дорогим туфелькам жизнь.

— Пусти, — выдохнула меня, опаляя дыханием.

— Нет, — снова губы в губы. Сжал волосы сильнее и дёрнул, заставляя её открыть рот. Втиснул язык и понял – не могу. Здесь и сейчас не могу. Слишком долго, мать её! Язык ещё сильнее, дрожь и лишающая последних капель разумного жажда владеть ею. Жажда, что всегда жила во мне, что всегда, словно тень, шла за мной по пятам.

— Нет, Аврора, — качнул головой, шаря по её спине, чувствуя лопатки. Теперь я тебя никуда не пущу. Теперь ты моя.

Аврора

— Не трогай меня!

Я снова попыталась его оттолкнуть, испытывая одновременно и ярость, и бессильный страх. Он был куда сильнее меня. Он всегда был намного сильнее меня.

— Прекрати! – увернулась от губ.

Пальцы его касались моей спины, блуждали по лопаткам, пробуждали память. От него пахло виски и едким сигаретным дымом, поцелуи были горькими, не несли в себе ничего созидательного. Только желание разрушить. И я понимала – он решил разрушить. Всё: меня, мою жизнь, моё будущее. А заодно и своё собственное.

— А его ты тоже просишь не трогать тебя? – кривая, злобная усмешка исказила его губы.

Крепко держа за волосы, он смотрел мне в лицо, скалясь, как увидевший врага цепной пёс.

— Или он трогает? Он же богатенький педик, лживая тварь твоего круга, ему можно, да? Трогать тебя, трахать тебя, называть тебя своей малышкой. Или как он тебя называет? Зайкой? Рыбкой? Киской?

— Это тебя не касается, — выплюнула я, и глаза его тут же блеснули чернотой. – Мои отношения с Марком тебя не касаются!

— Касаются, Рапунцель. И ещё как касаются. — На скулах его темнела щетина, губы так и кривились в презрении.  – Ты же обещала, что всегда будешь моей, забыла? – пальцы в волосах сжались так сильно, что я не удержала стон. Вцепилась в его руку, выдохнула. – Что? – лицо его совсем близко.