я жил почти с тех самых пор, как появился на свет… Всё это я должен теперь оставить позади. Всю свою жизнь, всю свою память, всего себя оставить тут и выйти навстречу иной реальности, в которой не будет школьных классов, университетских аудиторий, уроков или лекций, но будут бесконечные, ежесекундные контрольные и экзамены, завалить которые — значит погибнуть. Мне было тяжело, и на мгновение я даже поймал себя на мысли, что уж лучше я останусь тут и никуда не пойду, и скорее сгину в знакомом мне месте, чем отправлюсь во внешний мир и сдохну в пучине неизвестности. Но, вспомнив о вложенных в мой дневник фотографиях, которые я нашёл в кладовке несколько дней назад, я успокоил себя тем, что прошлое — весь тот добрый и тёплый мир без опасностей — не исчезнет за моей спиной, едва я закрою дверь. Он всегда будет рядом: как минимум — в этих фото на дне моего рюкзака. Ещё я вспомнил Иру: вспомнил, что уже начал забывать, как она выглядит. И тогда я вышел на лестничную клетку, вставил ключ с обратной стороны и провернул его несколько раз. Затем я думал отшвырнуть ключ подальше от себя, чтобы не иметь больше и шанса вернуться назад. Но разум возобладал, и, спрятав связку в одном из карманов, я зашагал вниз по лестнице.

С момента выхода из подъезда для меня началась новая жизнь. Прологом к ней было ощущение полнейшей беспомощности перед лицом предстоящего пути до Ириного дома. Я не знал, сколько нас разделяло километров, но и без этого совершенно чётко понимал, что пункт моего назначения находится очень и очень далеко, если идти до него пешком. Другого варианта у меня и не было: автобусы уже давно не ходят по известным причинам, а водить машину я не умел. Да и машина-то наша — и та осталась с отцом: где-то там, далеко. Попробовать взять чужую машину, завести её, ловко соединив нужные провода под приборной панелью, и поехать, на ходу учась управлять транспортным средством с нуля — затея, конечно, резвая и дерзкая, но уж больно киношная, и только там — в кино — она увенчалась бы успехом. В реальности же я споткнулся бы уже об этап с соединением нужных проводов. Что это за провода там такие волшебные, которые позволяют крутым ребятам из блокбастеров завести любую тачку с пол-оборота? Ума не приложу. Итого, путь оставался только один: пешком, вперёд, по дворам и улицам, вдоль расклонированных по округе многоэтажек, магазинчиков и торговых центров. Вдоль Радуги — в том числе.

Как бы ни была неприятна мне даже сама мысль о возвращении туда, мимо Радуги мне пришлось бы пройти в любом случае. Очень скоро по мере моего продвижения по улице она показалась в поле зрения. Всё те же стены, всё то же здание, всё та же парковка перед ним, которая навсегда останется в моей памяти местом двойного убийства. Вокруг Радуги было тихо. На дворе уже стоял ясный и светлый день, и вряд ли те, кто засел в торговом центре, всё ещё спали. Подойдя ещё чуть ближе и оказавшись почти на перекрёстке, я увидел силуэт дозорного на крыше. Кто это был, я не мог разглядеть. Да и не всё ли равно? Кто бы то ни был, он — один из тех людей, что убили Юру и его отца и, возможно, расправились с остальными бедолагами, решившими роковым утром двадцатого дня оспорить притязания странников из Восхода на Радугу и её богатства. Интересно, что бы сталось со мной и Аркадием, если б мы тогда не побежали? И что, кстати, сейчас с Аркадием, который отправился вызволять свою ненаглядную из лап бандитов со всеми сбережениями моих родителей? Трудно было сказать. Одно я знал совершенно точно: не этим мне сейчас следует забивать себе голову.

Я осторожно пересёк проезжую часть, чтобы миновать перекрёсток и в то же время остаться незамеченным для дозорного на крыше. Мертвецов поблизости не было, и я мог полностью сфокусироваться на нём, во все глаза смотревшем куда-то перед собой. Кого он выискивает? Трупов ведь нет в радиусе доброй пары сотен метров. И, кстати, почему их нет? Неужто после того, как Тоха дважды выстрелил тогда из пистолета, на звук пальбы никто не прибежал? Или прибежал, но им удалось каким-то образом избавиться от гостей? Да плевать! Плевать, плевать, чёрт побери, плевать, хватит задавать себе идиотские вопросы! Сосредоточься уже на дороге!

Со времён моих дозоров на крыше Радуги я помнил, какие зоны вблизи торгового центра просматриваются хорошо, а какие — не очень. Вся нужная мне дорога, ведущая к кольцу, была как на ладони: начиная от тротуара вдоль неё и заканчивая, собственно, проезжей частью. В районе кольца улица, на которой находилась Радуга — и мой дом, кстати, тоже, — соединялась с другой улицей: длинной, широкой и протяжённой, связывавшей, по сути, нашу глухую окраину с предместьями городского центра. Когда я дойду до кольца, мне нужно будет всего-то двигаться вдоль этой транспортной артерии, по необходимости сворачивая во дворы и прячась от зомби, и, когда я дойду до большой развязки и в следующий раз сверну куда-либо, большая часть пути уже будет пройдена. Но сначала нужно было добраться до этого самого кольца. А сделать это, двигаясь вдоль проезжей части и оставаясь при этом незамеченным для дозорного, было попросту невозможно. Нужно было либо пробираться через дворы, либо уходить вглубь квартала, по улице, параллельной той самой большой дороге, которая мне была нужна. А дальше — вверх, по улочке, параллельной моей, и там — к большому перекрёстку, на котором эта улочка соединится с большой дорогой. Даже на бумаге всё выглядит как-то запутанно. Куда ни глянь — везде треклятый Кносский лабиринт, где вместо стен — панельные пятиэтажки, а вместо Минотавра — толпа мертвецов, которая может поджидать тебя — бестолковую пародию на Тесея — за любым углом.

Из всех путей я выбрал тот, который посчитал наиболее безопасным: вдоль дороги, вглубь района и, по сути, в обход квартала, располагавшегося напротив Радуги. Так было значительно дольше, чем срезать через дворы, но зато спокойнее: дорога просматривается далеко вперёд, в отличие от дворовых закоулков. На полпути до развилки я увидел школу, скрывавшуюся чуть вдалеке, за деревьями, рассаженными вокруг её серого здания. Ту самую школу, мою школу, в которой я был в последний раз двадцать шесть дней назад,