Я склонен полагать, что Джонатан Летем, отойдя от первого эстетического шока, не стал бы недовольно морщиться, глядя, как я читаю его «Бастион одиночества», сидя у бассейна. Зачитавшись, я не вставал с шезлонга, я вообще практически не мог шевелиться. Я так хотел прочитать его роман до возвращения домой, что первая половина месяца началась с жуткой неразберихи. Происходило все примерно так: «Быть Джоном Макэнро», «Пора остановиться», «Бастион одиночества». Только я взялся за небольшую книжку Тима Адамса про знаменитого теннисиста Джона Макэнро, как по почте пришел «Бастион», и я засел за него, но поскольку книга оказалась очень хорошей, в моем вкусе, я решил оставить ее на время отпуска и сначала дочитать про Макэнро. Но книжка эта оказалась слишком маленькой, и мне надо было за чем-то скоротать время до отпуска, поэтому я и перечитал «Пора остановиться» (которая, в свою очередь, оказалась слишком длинной, и до «Бастиона» я смог добраться лишь на третий день недельного отпуска).

В прошлом месяце я читал много Сэлинджера, и он упоминается во всех трех этих книгах. Тим Адаме вспоминает, как читал «Выше стропила, плотники», стоя в очереди за билетами на матч Макэнро на Уимблдонском турнире в 1981 году; у семнадцатилетнего Адамса была такая теория: он считал Макэнро «современным Холденом Колфилдом, у которого нет ни возможности, ни желания взрослеть... который вечно обрушивал свой гнев на лживых важных людей – судей на линии, организаторов турнира с рациями». Позже он напоминает, в какую школу ходил Макэнро – это была школа-пансион Бакли Кантри, «построенная по тем же принципам, что и школа Пэнси». А Фрэнк Конрой тем временем учился в средней школе № 6 имени Сэлинджера. (Кстати, книгу Адаме написал великолепную. Остроумную и глубокую. К тому же он легко и без претензии говорит о спорте. А еще Адаме написал очень «английскую» книгу – о поединке Макэнро с самим турниром, с Англией того времени. Он увидел в теннисисте странное, но точное отображение эпохи Маргарет Тэтчер. Вот моя любимая фраза Макэнро, которую я раньше не слышал: «Я так отвратителен, что вам не стоит на меня смотреть. Все вон!»)

А потом, начав читать «Бастион одиночества», я обратил внимание на этот отрывок: «Самым мастерским ударом считался тот, после которого мяч перелетал через ворота дома напротив. Казалось, у Генри такой удар получался всегда, когда он только хотел, и для всех оставалось загадкой, каким образом у него этот удар иногда не выходит». Сравните с этим отрывком из «Симор: Введение»: «Но главный козырь заключался в том, чтобы мячик летел высоко и стукался о стенку противоположного дома, так чтоб никто не мог его перехватить, когда он от этой стенки отскакивал. А Симор почти всегда выбивал очко, когда участвовал в этой игре. Когда другие мальчишки нашего квартала выбивали такое очко, это считалось случайностью – счастливой или нет, смотря по тому, в твоей или в чужой команде это произошло, но если уж Симор промазывал, то всегда казалось, что это случайно»[2]. Забавно, вы не находите? (Кстати, не стоит искать здесь хитрого умысла. Это забавно, но не более того. В книге Летема страниц, наверное, пятьсот, но там нет ни намека на произведения Сэлинджера, если не считать этого едва слышимого отголоска.) Отчасти все три книги – о юности, о запутанной жизни, об Америке, и пусть тема может показаться слишком широкой, чтобы кто-нибудь смог назвать ее только своей, Сэлинджер как-то сумел это сделать (без него тут никак не обойтись). Совершенно очевидно, если вы будете писать книгу, в какой-то момент вам придется признать, что Сэлинджер сказал о многом до вас.

Как и обещал, честно признаюсь: я знаком с Джонатаном Летемом. Точнее, я с ним встречался, а еще мы обменялись парой электронных писем. Но мы не настолько хорошо знакомы, чтобы это знакомство обязывало меня прочитать его книгу. Я вполне мог этого не делать. Я вполне мог не открывать пакет с книгой, присланный мне его издательством, и никто бы не обиделся. Но я хотел прочитать этот роман; мне безумно понравился «Сиротский Бруклин», да и потом, я кое-что знал о нем до того – например, я знал, что там есть упоминания о некоторых хороших песнях и марвеловских комиксах. Иными словами, этот текст не мимо проходил, когда я его заметил, он скорее постучал ко мне в дверь и даже заглянул в щель для писем, чтобы узнать, дома ли я. Меня, правда, немного смутило название, показавшееся мне излишне высокопарным и «литературным», но потом я вспомнил, что оно взято из истории про Супермена.

«Бастион одиночества» – один из тех редких романов, которые, кажется, просто обязаны были появиться на свет. На самом деле это роман о чем-то настолько важном – о взаимоотношениях белого парнишки, выросшего в семье представителей типичного среднего класса, с «черной» культурой, – что остается лишь недоумевать: как же ее раньше не написали? Любой, кто вырос на «черной» музыке или даже на «белой» музыке, вышедшей из нее, найдет в этом романе что-нибудь для себя. Но Дилан Эбдус, главный герой Летема, – это своего рода живое воплощение навязчивой идеи нашей культуры. Он – единственный белый парень на улице (дело происходит в бедном районе Бруклина) и один из немногих белых в школе. Мик Джаггер что угодно бы отдал, лишь бы оказаться на его месте, но и ему пришлось бы так же несладко.

Это талантливая, красивая, смелая, тяжелая и очень точная книга, и пусть у нее есть свои недостатки, правильный читатель не только простит их автору, но и полюбит их, как правильный слушатель полюбит недостатки второго альбома Брюса Спрингстина. Причина этих недостатков заключается в серьезности замысла, а не в неумелости. На мой взгляд, эта книга из тех, о которых многие будут спорить, но найдется немало и тех, кто будет относиться к ней с любовью, перечитывать и защищать, несмотря на сложность и длину повествования, и лучшей награды автору не придумать.

О трех авторах, упомянутых в колонке «Прочитанные книги», – Патрике Ните, Йане Макдональде и Питере Гуральнике – я писал в литературном обозрении «Таймс» и здесь распространяться особо не буду. Но «Точка во времени» отчасти об увлечении белого мальчика из среднего класса хип-хоп культурой, а «К истокам» держится на любви белого мальчика из среднего класса к блюзу; прочитав их, я лишь еще отчетливее понял, почему «Бастион одиночества» так важен.

Пожалуй, в этом месяце я слишком часто встречал упоминания о школе Стюйвесант. Именно туда сбегает Дилан Эбдус, именно туда ходил Фрэнк Конрой. Я предполагаю, что школа это весьма достойная, но ее ученики точно бы удивились, узнай они про англичанина, который в течение всего своего отпуска во Франции читал о вымышленных и настоящих выпускниках их школы. В итоге я даже зашел на их сайт, просто чтобы посмотреть, как выглядит Стюйвесант. (Выглядит, кстати, как самая обычная школа.)

Я перечитал «Пора остановиться», потому что Фрэнк Конрой так красиво и убедительно рассказывает о книгах и их силе в финале фильма «Окуляры». Я редко перечитываю книги, поскольку никогда не забываю, что смертен и при этом очень многого не знаю. (Не так давно я узнал, что мой друг перечитывает «Холодный дом», хотя из всего Диккенса открывал только «Барнеби Радж». Это ж глупо! Пристыдив, я заставил его сесть за «Большие надежды».) Но когда задумался об этой книге, то вспомнил лишь, что она мне очень понравилась. Может, там было что-то интересное про отчима? Или это из «Жизни мальчика» Тобиаса Вульфа? А потом понял, что то же самое я могу сказать практически о всех книгах, прочитанных мной между, скажем, пятнадцатью и сорока годами, – получается, я на самом деле не читал тех книг, которые считал прочитанными. Словами не описать, насколько это грустно. На фига тогда вообще читать?