быть нужной своему любимому, окружать его заботой и лаской, стараясь по возможности не прибегать к волшебству, она все делала для него своими руками.

На исходе третьего месяца пребывания в изгнании, Эвен стал меняться. Он стал еще более злым и раздражительным. Все, что делала фея, ему не нравилось. На любое ее обращение, он отвечал раздражением, либо кричал на нее, либо вообще не обращал внимание. Фея никак не могла понять, что же происходит с ее любимым мужчиной. Что сделать ей, чтобы он хоть немного стал мягче добрей и заботливей. Может, рассказать ему, что в ней зародилась новая жизнь, жизнь их ребенка, ведь эта новость должна обязательно его обрадовать. О небо! У них скоро появиться малыш!

— Эвен, любимый! Я хочу тебе сказать одну радостную новость.

— Ни одна новость, произнесенная тобой, меня не обрадует, — грубо промычал горец.

— Думаю, это новость, тебя хотя бы заинтересует, — робко ответила фея.

— Ну, говори, слушаю…

— Это не вероятно, любимый, но у нас будет малыш, — на одном дыхании вымолвила она.

— Что, — прогремел горец, — какой малыш?

— Наш ребенок, дорогой, наш младенец…

— Ты что, с ума сошла, женщина, — еще сильнее раздражаясь, громыхал горец, — завтра, на закате, за мной придут мои люди, и заберут меня из этого заточения. Я снова вернусь в свой клан.

— Но я же, могу пойти вместе с тобой, Эвен, — в надежде предложила фея.

— Со мной? И в качестве кого, ты пойдешь? Моей любовницы?…

— Могу и ей, но хочу твоей женой, — вытирая покатившиеся слезы, ответила фея.

Горца привело в возбуждение это предложение. Давясь смехом, он продолжил:

— Я будущий глава клана Маклаудов, — гордо оповестил он фее. — Нам не положено жениться на женщинах неизвестного происхождения, а уж иметь от них детей и подавно. Завтра, я покину эту хижину без тебя, но если тебе некуда идти, я так уж и быть, разрешу тебе остаться здесь.

Фея была в отчаянии и ужасе. В один момент с ее глаз спала влюбленная пелена, и она увидела своего горца в настоящем обличии. Горечь и обида сдавили сердце, слезы ручьем потекли по ее щекам.

— Ты самовлюбленный болван! Ты еще не знаешь, с кем связался, — злобно проговорила фея.

На глазах изумленного горца, прошептав заклинание, она стала превращаться в лесную фею. Трепещущиеся крылышки издавали приятную трель, но сам облик феи, в эту минуту, был далек от прекрасного лика. Ее глаза горели, синим и зеленым огнем. Подлетев к горцу, она взмахнула рукой и произнесла:

— С этой минуты, я проклинаю тебя горец. И весь твой род, тобою порожденный. Все мальчики, которые будут рождаться от тебя, не проживут и до двадцати лет. Девочки — будут злыми и эгоистичными, и самое главное, все твои дети будут бесплодны. А сам ты, Эвен, с этой минуты и до смертного часа, будешь любить только одну женщину, и это буду — Я! Но меня ты больше не увидишь, так же, как и ребенка, который будет только моим, и проклятье его не коснется.

С этими слова, она взмахнула крыльями и вылетела в окошко, обратно в свой дом, к великому Древу и милым сестрам.

Ошеломленный горец упал на скамью. Он не мог и не хотел верить в случившееся. И вдруг его сердце екнуло, заполнилось глубокой печалью, и он понял, что минуты не сможет прожить без своей феи.

На закате следующего дня люди, пришедшие за ним, нашли его бездыханное тело. Его сердце, было так переполнено любовью и нежностью, что разорвалось на части от разлуки с любимой. Родители Эвена были очень опечалены его кончиной, но жизнь диктовала свои требования, ведь у них были другие дети и, они нуждались в поддержке и воспитании родителей.

А что же фея? Напомню вам отрывок из баллады, написанной про нее.

С травы скатилася роса

Восходом солнца опаленная.

По небу плыли облака,

Лениво, как-то настороженно.

Под кроном дерева в лесу,

Прикрывшись крыльями прозрачными,

Лежала фея, как в бреду, злым духом озадачена.

Она добра была к нему,

Любви и счастье в дом вселяя.

А он, не разобравшийся, «с плеча»,

Разрушил мир ее и леса всемогущего.

Себя ему всю отдала,

И потерялась в жизненной рутине.

Привыкшая, все волшебством решать,

Ей не понять суть жизни человеческой.

Как поговаривали, Фея очень горевала от потери любимого мужчины, но жизненные силы ей придавала зарожденная в ее утробе жизнь. Дальнейшая ее судьба никому не известна. Благополучно ли прошли роды, или что-то пошло не так, никто не знает. Знающие старцы поговаривают, что если кровь феи смешать с человеческой, то дети рождаются с одинаковым цветом глаз и наделены могучими волшебными способностями.

— Какая же мораль этой легенды, Логан? — кто-то выкрикнул из слушателей.

— А, мораль проста, — ухмыльнулся старик — Нельзя быть самовлюбленным эгоистом. Нужно ценить и любить мир, людей вокруг себя. Так поступают все настоящие горцы. И так поступает наш глава клана Нокс Маклауд. Он родился от отца, отцом которого являлся отец, отцом которого являлся отец, отцом которого являлся отец, и так можно продолжать долго, ведь это было несколько веков назад, отцом которого был сын, дочери, родившейся у главы клана, после смерти Эвена Маклауда.

Нокс Маклауд ухмыльнулся в пышные, подернутые сединой усы. Его широкие плечи расправились от похвалы. Ноксу всегда нравилось, когда старый Логан хвалил его. Лэрд клана выглядел грозно. Да и не удивительно. Больше двух метров роста, мужественное лицо, густые хмурые брови нависали над темно синими, глубоко посаженными глазами. Длинные темные с проседью волосы, завязаны по боевому раскладу, в косички. Здоровые ручищи, которые при сжимании в кулак, были размером с голову пятилетнего ребенка, упираются в бока. Но те, которые знали его лично и близко, могли подтвердить, что он очень добрый и веселый человек.

Кто-то из толпы слушателей засмеялся и захлопал в ладоши. Это было так заразительно, что все оставшиеся слушатели засмеялись и захлопали тоже, выкрикивая «Слава Ноксу Маклауду, слава!».

Старший сын Нокса Маклауда, Грег, прослушал легенду стоя в дверном проеме залы. Когда начались овации, он, оттолкнувшись от проема, сплюнул на бревенчатый пол, и торопливо вышел во двор. Не верил он во все эти сказки. Да и морали он здесь не увидел. Будучи старшим сыном, он на десять минут родился раньше своего брата близнеца Томаса Маклауда, был уверен, что во всех сказках и легендах нет никакого смысла. Их сочиняют и рассказывают, чтобы запудрить людям мозги.

А в это время, на самой верхней балке потолочного свода, слушала красивую сказку о