Превращаетесь тут в какую-то провинциальную калошу. Корнет, вы можете возвращаться к своим обязанностям, я вас не задерживаю.

Герман вскочил и машинально застегнул пуговицу. Он хотел тут же заключить подполковника Ермолову в объятья, но поостерегся, так что ограничился тем, что бросился навстречу и сжал ей руку. Она же кинула на стол кожаную папку с документами и огляделась.

— О, мадемуазель, добро пожаловать в наш скромный уголок, — галантно осклабился Рождествин. — Мы здесь, знаете, по-простому, по-гусарски. Вас не ждали совсем.

— Ваше счастье, что это я, а не инспектор… устроили тут… — она демонстративно стала разгонять клубы табачного дыма ладонью.

— Как дела в столице? — спросил ее Герман, усаживая на тот из имеющихся стульев, что шатался менее других, и раскрыв окно.

— Все так же, — ответила она. — Поклон вам тут всем от князя. Просил вас успокоить: дело об измене окончательно закрыто, фон Корен под арестом по обвинению в превышении полномочий и растрате. Растрата, кстати, реальная: он мешок денег раздал агентам в обход отчетности, ну, и к его собственным рукам наверняка что-то прилипло. Будет суд. Если все пройдет гладко, то вас со временем можно будет перевести в Петербург или в Москву, по обстоятельствам. Конечно, сперва нужно будет с Залесским как-то решить вопрос, но тут есть некоторые идеи. Ну, а вы здесь как?

— Скучаем, мадемуазель, — произнес Рождествин. — Особенно вот поручик скучает без ваших восхитительных глаз, так как солнце в вашем лице редко заглядывает в убогую келью монаха.

— Да уж я знаю, какие вы монахи, — Таня ухмыльнулась. — Тут, поди, ни одного публичного дома не проинспектированного вами не осталось.

— Да он на весь город всего один, да и тот… — начал, было, Герман, но едва Таня иронично приподняла бровь, сразу запнулся.

— Мне по службе полагается знать, — произнес он. — Инструкция предписывает осуществлять надзор за всеми заведениями, которые могут представлять опасность для общественной нравственности и служить местом сбора антигосударственных элементов.

— Это, сдается мне, ваш любимый пункт инструкции, — Таня иронично хмыкнула. — Будь ваша воля, вы бы только его целыми днями и выполняли.

— Вы к нам несправедливы, мадемуазель, — произнес Рождествин. — Мы с поручиком изо всех сил стараемся быть полезными, но разве это наша беда, что на столь скромном поприще…

— Ладно, ладно, — Таня примирительно взмахнула руками. — Будет вам поприще поинтереснее. Я, собственно, за этим сюда и приехала.

— Только за этим? — с некоторым скепсисом в голосе спросил Герман.

— Поручик, вы не оставите нас ненадолго? — спросила она, повернувшись к Рождествину.

— Разумеется, мадемуазель, — ответил тот, слегка ухмыльнувшись и игриво кивнул ей.

— Вот этого я не люблю, — Таня слегка сморщила нос. — Во-первых, я вам не мадемуазель, а «ваше высокоблагородие». Вы все, я смотрю, слегка распустились здесь.

С этими словами она укоризненно взглянула на стоящую возле стола бутылку.

— Во-вторых, не надо вот этих слащавых улыбочек, пожалуйста, поручик, — продолжила она. — Я приехала с Германом Сергеевичем поговорить по важному делу.

— Слушаюсь, ваше высокоблагородие, — эльф мгновенно принял серьезное выражение лица, вытянулся в струнку, кивнул и покинул кабинет.

Едва тот вышел, как Герман тут же подскочил к ней и обхватил за талию, но она на удивление ловко вывернулась и отстранилась.

— Э, нет, поручик! Насчет важного дела я не шучу, между прочим!

— Потом все важные дела, — отмахнулся Герман. — Я же тебя два месяца не видал!

— Нет, нет и нет! — ответила Таня, запахивая платье, которое он в такое короткое время успел расстегнуть. — Нечего, с ума сошел, прическа же, прекрати немедленно это изнасилование, ты на службе!

— Вот именно! На службе и в собственном кабинете! Самое место!

— Сейчас как войдет сюда твой подчиненный! Какой у тебя авторитет будет после этого?

— Огромный!

— Ну, все, перестань! Ладно. Одним словом, я действительно по делу. Ты, я смотрю, здесь освоился уже, — она невольно понизила голос. — Так что сегодня получаешь первое поручение от князя Оболенского. Ну, сам понимаешь.

— Слушай, я давно хотел этот вопрос обсудить, — проговорил Герман. — Я, конечно, тогда на все согласился, куда мне было деваться? Однако мне не нравится, что ко мне теперь можно вот так приехать и отдавать приказы… не связанные со службой. Вы там плетете какой-то заговор, а я даже не знаю, в чем он, собственно, состоит, и какая роль в нем мне отведена. А кроме того…

— Так, вот этого я не люблю, — Таня подняла руку и нахмурилась. — Ты понимаешь, что из такого дела обратного пути нет? И особенно — тебе.

— Понимаю, — Герман кивнул. — Но я только хочу, чтобы меня не использовали втемную. Имею я на это право, или нет?

— Вы поглядите, не нравится ему, что его используют втемную! — Таня картинно всплеснула руками. — Да меня — МЕНЯ! — использовали втемную, и не кто-нибудь, а родной отец! Ты представляешь, каково мне было это узнать? Я ведь в вашу Москву ехала, мне сказали только, что нужно расследование от «Последней воли» в сторону увести, чтобы агентуру Корпуса не подставить. А вышло, что я участвую в заговоре против…

Она затравленно оглянулась на окно, словно за ним мог сидеть филер Третьего отделения. Затем прошла через кабинет и закрыла окно, предварительно в него выглянув.

— Ладно, — Герман вздохнул. — Рассказывай, кого нужно убить.

— Вот, слышу речь не мальчика, но мужа. В общем, слушай. На днях в отставку вышел граф Уваров.

— Министр просвещения?

— Он самый. В прошении указано, что должность он оставляет ввиду болезни, хотя граф настолько здоров, насколько вообще можно быть здоровым в пятьдесят пять лет. А в отставку он отправился после разговора с Его Величеством, и разговор этот, судя по всему, был не из приятных.

— И что же от меня требуется?

— Нам нужно установить с графом контакт. Он был видным консерватором, одним из наших главных оппонентов. Но теперь… Что бы у него там ни произошло с Его Величеством, но он должен быть очень сильно обижен. И может быть нам полезен.

— Ты так говоришь это «нам»… Что ни говори, а ты явно вошла во вкус, настоящая заговорщица.

Таня снова сделала гримасу и