будут поддерживать короля и прозападное законное правительство Тиао Самсанита. Поэтому тогда уже на следующий день 10 августа правительственный генерал Фуми Носаван заявил, что вернёт власть короля в стране силой. А США гарантировали ему поддержку своими быстрыми и решительными действиями. И всё это сулило теперь разворачивание противостояния в Лаосе уже трёх сил.

О почти таком же противостоянии, но в гражданских делах, среди прочих новостей, написала Алевтина Сергеевна 28 сентября брату Евгению:

«… Маманя с 14 сентября в деревне, жду со дня на день. Её отсутствие задерживает мою учёбу. Ребята стали лучше учиться, хотя вначале были и двойки, особенно у Насти. Но теперь исправилась и стала лучше заниматься. Платон всё больше четвёрок приносит, сталь серьёзнее, хорошо помогает по хозяйству. А Настя – легкомысленная, всё надеется на брата и мать. Бабушка её малость избаловала. Придётся исправлять.

С Петром развод оформили 16 сентября, а ещё 5 сентября всех нас прописали. Горсуд отменил решение о выселении Петра. Но на 14 октября вновь назначено заседание районного суда в новом составе. Будут пересматривать предыдущее решение. И этой канители не видно конца…».

И действительно противостояние трёх сил продолжалось не только в Лаосе, но и вокруг гражданского дела Кочетов. К 3 октября Пётр Петрович получил письмо из прокуратуры РСФСР с сообщением, что ответ на его письмо задерживается, в связи с проводимой прокурорской проверкой.

– Ну, слава богу! Хоть занялись моим вопросом вплотную! – опять пока тихо радовался он.

И тут он вдруг уловил, что если московская прокуратура покрывает ляпы московской милиции, бережёт честь московского мундира, то у подобной российской службы видимо есть давний и большой зуб на них.

– А-а! Здесь значит мундирчик то другой – чужой, поди!? И бороться за его честь они не будут! А наоборот! Значит, я попал куда надо! Российские теперь будут копать под московских, чтобы приструнить их! – сделал он неожиданный для себя вывод.

К тому же он понял, что на основании этого ответа, можно усилить натиск на 18-ое отделение милиции, и 11 октября напечатал письмо на имя министра внутренних дел РСФСР Н. П. Стаханова, с января 1951 года бывшего членом коллегии МГБ СССР и хотя бы заочно, по предположению Петра Петровича, знавшего его. В письме Кочет, указывал на незаконность действий 18-го отделения милиции и поощрения их со стороны УВД Москвы. Он кратко, но понятно изложил ход дел, в заключении попросив помочь товарищам из 18-го отделения милиции и покрывающим их коллегам из УВД Москвы исправить в поспешности допущенную ими ошибку.

И если П. П. Кочет ещё смог сдержать свои эмоции в этом письме, то руководитель страны Никита Сергеевич Хрущёв, 12 октября выступая на 15-ой сессии Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке, свои эмоции сдержать не смог. Он обвинил страны НАТО в подавлении всякого рода борьбы народов их бывших колоний за свою свободу и независимость. А дав бурный отпор представителю Филиппин, заикнувшемуся по поводу стран Восточной Европы, якобы находящихся под советской оккупацией, назвал его «холуём американского империализма».

– Оказывается, везде есть свои холуи! Даже целые страны! – сделал Пётр Петрович глубокомысленый и точный вывод.

В эти же дни начала октября и его бывшая жена продолжила переписку с братом Евгением, написав ему, что их мать, продав овец, купила себе зимнее пальто и вернулась в Реутово, но корову и пчёл она оставила Юрию. Сообщила она и что их мать понемногу привыкает к городской жизни и даже стала читать книжки, иной раз, даже забывая о домашнем хозяйстве.

«Видимо она этим демонстрирует мне, что не является домработницей, коей её назвали завистливые соседки по деревне?! – написала сестра в конце письма, с добавлением от Насти – Теперь у меня две пятёрки и ни одной двойки!».

А ещё почти чрез три недели Алевтина Сергеевна написала Евгению, что: «Мать, не предупредив меня, устроилась на работу санитаркой в хирургическое отделение Реутовской больницы. Работает через день от семи утра до семи вечера, убираясь в палатах и коридоре, выполняя другие разовые поручения. Так что помогать по дому стала меньше. А на состоявшемся 25 октября заседании суда опять отложили решение вопроса, так как бывшие соседи всё ещё сутяжничают, хотят вернуть всё к первому решению суда в их пользу и выселить Петра из их общей коммунальной квартиры».

Жизнь теперь словно накладывала своё эмбарго на решение вопроса с П. П. Кочетом, как это 19 октября сделали США в торговле с Кубой, установив экономическую блокаду острова.

Но беда, как говориться, одна не приходит, став теперь бедой для всего советского народа, когда ещё 24 октября на испытательной стартовой позиции Байконура взорвался, как позже стало известно, опытный образец межконтинентальной баллистической ракеты Р-16, в результате чего погибло до восьмидесяти человек, включая Главного маршала артиллерии Митрофана Ивановича Неделина.

– «А у Виталия всё-таки очень опасная служба!» – поделился Пётр Петрович своим опасением с бывшей женой, навестив детей в их осенние каникулы.

Ведь пока старшие Кочеты боролись с бюрократами, их дети уже отучились первую четверть.

В пятом классе, где по каждому предмету были уже разные учителя, Платон быстро позабыл свою последнюю учительницу четвёртого класса начальной школы – Надежду Сергеевну Хрущёву, так как проучился под её руководством всего одну четверть. Но он никогда не забывал свою первую учительницу Марию Михайловну Медведеву, так как она их не только учила в школе, но и учила жизни и поведению, в частности ещё первоклашками она учила их уступать места пожилым в трамвае.

Диссонансом их поведению явилось поведение его одноклассников при посещении ими театра ещё в конце четвёртой четверти четвёртого класса. Во время дневного детского спектакля его одноклассники вели себя в зрительном зале не культурно, демонстрируя всем свою невоспитанность.

Ещё перед началом спектакля они друг за другом бегали по залу, что-то оскорбительное кричали друг другу, кидались чем-то, и толкались.

И Платону тогда стало очень стыдно за них.

Он даже пересел от одноклассников подальше на свободное место с самого левого края, но на том же ряду, чтобы о нём те не подумали плохо.

– Ну, надо же!? Какие они дикари оказывается! Сразу видно, что не из интеллигентных семей и не москвичи! – сокрушался бывший москвич.

Но тут он вспомнил, что и в его московском классе был один подлец по фамилии Воронцов. Он хорошо помнил его подлянку.

Когда они как-то раз на продлёнке в первом классе шли по Трубной площади, поставленный специально в пару с хулиганистым Воронцовым, Платон увлёкся интересными рассказами тому, беспрерывно донимая его ими