– Я не отказывалась – и вот результат! – сквозь зубы процедила Неля.

– Ты будешь не одна, коллеги вокруг, ответственности меньше, а работы больше. Ты ведь не боишься?

– Боюсь! Я боюсь, что кто-то может пострадать из-за моей некомпетентности!

– Всего одна трудность (не забывай, что ты еще молода – и как врач, и как человек, и то ли еще будет!), и ты готова сдаться? Все, ради чего ты училась и набиралась опыта, пойдет псу под хвост из-за единственной ошибки?!

– Женщина умерла, дядя Илья, – едва слышно пробормотала Неля. – Этого не исправить!

– Во-первых, никто не доказал, что ты ошиблась.

– Я являлась ее лечащим врачом и должна была заметить, что с ней что-то не так! Но все шло хорошо, у нее появился мужчина…

– Мужчина?

– Ну да.

– Что за мужчина?

– Понятия не имею. Она боялась сглазить, поэтому избегала делиться впечатлениями. А почему вы спрашиваете?

– Понимаешь, со мной связался следователь по делу Ольги Касаткиной.

– С вами? Почему не со мной?

– Ну, ты же телефон отключила, ни с кем общаться не желаешь.

– Да ладно, дядя Илья: почему же тогда он с мамой не поговорил? Я так поняла, что этот… Гуров, кажется, пытался поскорее закрыть дело – с чего бы ему рваться со мной поговорить спустя два месяца?

– Видишь ли, детка, Гуров больше не ведет это дело. И оно не закрыто.

– Серьезно?

– Фамилия нового следователя… погоди-ка, – и Любавин полез во внутренний карман пиджака, достал блокнот. – Вот, зовут его Иван Арнольдович Паратов.

– Надо же, Арнольдович… Да еще и Паратов![1]И что этому Паратову от меня надо?

– Он просил тебя связаться с ним, а меня в подробности не посвящал. Вот его телефоны – тут и домашний, и рабочий, и мобильный.

– Значит, дело серьезное?

– Похоже на то.

– Думаете, меня могут привлечь за халатность?

– Ну какая халатность, что ты мелешь! – всплеснул руками Любавин. – Какие к тебе могут быть претензии? Нет, мне кажется, новый следак хочет для очистки совести побеседовать с тобой как с лечащим врачом покойной.

– А старый-то куда подевался? – все еще недоумевала Неля.

– Ой, да не бери в голову – тут дел-то на чашку чая! Скажи лучше, принимаешь мое предложение?

– Какое предложение?

– В больничке поработать.

– Дядя Илья, вы в своем репертуаре! Живу я себе, никого не трогаю, и тут появляетесь вы, как тайфун, и нарушаете мой покой, заставляете напрягать мозги, а это для меня сейчас – задача непосильная. Какая работа, какая больница – вы вообще слышали, о чем я вам толковала?!

– Отлично слышал, и уяснил, что ты сама не понимаешь, чего хочешь. Послушай старого мудрого мозгоправа: тебе не прятаться нужно от своей больной совести, а как можно скорее вернуться в дело.

Неля надолго замолчала, перебирая в длинных пальцах салфетку с кистями. Затем, подняв на гостя глаза, она задала вопрос:

– Дядя Илья, а какой ваш во всем этом интерес?

– То есть быть твоим крестным недостаточно, чтобы иметь право вмешаться, когда ты губишь свою жизнь и карьеру?

– Да ладно, дядя Илья! – улыбнулась Неля. – Я хорошо вас знаю. Это связано с вашей работой судебного психиатра?

– Я попрошу Паратова, чтобы он взял тебя к себе в отдел, – пробормотал Любавин.

– Так я права?

– Частично. Есть одна клиника, «Синяя Горка» называется.

– Это где такая?

– Ты будешь смеяться – недалеко от Красных Гор!

– Оригинально.

– И не говори. А почему синяя-то?

– Без понятия. Так вот, в этой самой больничке чудные дела творятся, но, на первый взгляд, подкопаться не к чему.

– Что за чудеса?

Любавин видел, что Неля заинтересовалась, и посчитал это хорошим знаком.

– Понимаешь, свидетель умер, неожиданно загремев в вышеозначенное заведение.

– Так это дело прокуратуры, разве нет? Криминалом попахивает!

– В том-то и дело. И то был не первый раз, когда я столкнулся с «Синей Горкой». Как минимум имел место еще один серьезный инцидент. Может, помнишь громкое дело, когда некий гражданин Саркисян сбил на переходе четверых?

– Еще бы! – воскликнула Неля. – Тогда народ даже на пикеты выходил из страха, что ему все с рук сойдет.

– И ведь сошло же!

– Да вы что?!

– Саркисян стал косить под душевнобольного. Ему назначили психолого-психиатрическую экспертизу, и меня пригласили экспертом. С первого взгляда можно было утверждать, что мужик никакой не псих, но кто-то, видать, подсказал ему, как себя вести. Однако для полноценной симуляции психического заболевания необходима одна из двух вещей – либо некомпетентный психиатр, либо невероятно умный и начитанный преступник.

– Первое сразу отметаем!

– Ну вот. И Саркисян вовсе не семи пядей во лбу – он и по-русски-то с трудом изъяснялся.

– Значит, вы определили, что он здоров?

– Абсолютно. Но адвокат Саркисяна оспорил мое заключение, обвинил в предвзятости и заставил суд отправить своего подзащитного на «полноценное» обследование в «Синюю Горку». Их заключение оказалось противоположным моему, и Саркисяна приговорили к принудительному лечению.

– С каким диагнозом?

– Множественное диссоциативное расстройство, можешь себе представить?!

Неля тихонько присвистнула.

– Ну, в вашей «Горке», похоже, артистические натуры заправляют! – пробормотала она.

– Не помогли ни многочисленные апелляции прокурора и адвокатов родственников потерпевших, ни письма во все возможные инстанции: приговор оставили без изменения. А потом я случайно выяснил, что гражданин Саркисян, «пройдя успешный курс лечения», отбыл на родину, в солнечный Ереван!

– То есть он типа «вылечился»? И никакого наказания не понес?

– Не сомневаюсь, что за свое пребывание в «Горке» Саркисян хорошо заплатил, и это вряд ли можно назвать наказанием – скорее, курортом, где он пережидал, пока страсти улягутся!

– А первый пациент, о котором вы говорили, – от чего он умер?

– Утонул.

– Несчастный случай?

– Или самоубийство.

– Но, дядя Илья, вам не кажется, что это притянуто за уши? В смысле, люди, попадающие в психиатрическую лечебницу, вполне могут неожиданно свести счеты с жизнью…